Спасти Феникса

Она снова зашлась трелью, и Вороны остановились у самого порога. Болезнетворное напряжение повисло над галереей, заставляя костяшки пальцев белеть на фоне драгоценных камней и шелков.

Вороны резко развернулись и переплетеньем недоброго узора вернулись к телеге. По галереям прошел нервный вздох облегчения, но он резко оборвался, когда Вороны не стали сразу же подбирать веревки и факелы. Фу заняла свое место возле правого переднего угла телеги и выждала, когда ближайший Павлин приобрел такой вид, будто вот-вот напустит в штаны.

Фу зашлась убийственным свистом. Вороны подхватили факелы и веревки и ураганом пронеслись через зал в последний дворик, завывая, как боги в своем праведном гневе.

Придворные бросились врассыпную, путаясь в шелковых шлейфах и теряя расписные кожаные тапочки. Краем глаза Фу видела, что желание Подлеца исполнилось: по меньшей мере два Павлина грохнулись в обморок.

«А это, – подумала она, – за то, что хотели расплатиться с нами чертовой кошкой».

Па любил называть это Танцем денег. Фу же нравилось только то, что он срабатывал.

Телега притормозила возле ворот, хотя танец продолжался. Королева не бросилась в бега по примеру своих придворных, а ее управляющий по-прежнему трясся с ней рядом. С десяти шагов Фу слишком хорошо видела, кого они собирались заставить раскошелиться.

Королева Русана, ощетинившись, стояла под аркой. Тусклые глаза напоминали своим блеском две холодные луны. Лицо под затейливыми завитками траурных белил выглядело на несколько оттенков белее терракотовой смуглости Фу, чья кожа цветом походила скорее на полированную бронзу. На что бы ни падал взгляд Фу, она повсюду видела выброшенные деньги: унизанное бриллиантами головное украшение в форме феникса; гирлянды жемчужин и бриллиантов, свисавших с рук и волочившихся по полу; шкура белого тигра, накинутая на плечи. Хвост в черную полоску обвивался вокруг руки, одна задняя лапа цеплялась когтями за бедро, набитая голова болталась над плитками пола, а глазницы сверкали белым золотом. Фу с отвращением заметила, что даже когти этой падали инкрустированы бриллиантами.

Неписаное требование традиции заставило Русану заплатить за мертвого сына своего мужа. Однако же было ясно как день, что у королевы есть свое невысказанное требование: все взгляды должны быть прикованы исключительно к ее великолепию, и только.

Дело было вовсе не в деньгах. Но Фу клялась всеми мертвыми богами и надеялась, что теперь-то Па заведет речь именно о них.

Тут Па сделал жест Фу, резко кивнув на ворота.

Он хотел, чтобы она разобралась с Русаной. Назвала размер причастного.

Фу застыла. По позвонкам скользнула струйка пота. Одно дело – зачинать Танец денег. Оглашать требования королеве – совсем другое. Фу не была вождем, пока не была… ей не полагалось… Что, если она облажается и они потеряют все?..

Она даже не знала, о чем просить.

Отсветы факелов заиграли на стали, когда Соколы у стены шелохнулись – признак того, что их снисходительность на исходе. Хлипкая угроза, когда на телеге лежат вповалку чумные трупы, но все же угроза. Достаточная, чтобы заставить нескольких Ворон вздрогнуть. Достаточная, чтобы Фу изнутри как молнией пронзило.

Всего лишь пустая угроза, однако они пригрозили, потому что имели право. Потому что им нравилось наблюдать, как прыгают Вороны.

Гнев Фу проявлялся странно, иногда он был сдержанным и стойким, как режущая сталь, иногда необузданным и неостановимым, как кровь из разрезанной вены. Сейчас по ее позвоночнику поднимался старый, резкий вид гнева, выкованный из всех тех лезвий, что насмешливо целились в нее.

И этот старый, резкий гнев подсказал Фу ее цену.

Крики и топот Танца денег стали еще неистовей, когда она выступила вперед.

Русана умышленно напускала на себя скуку, щелкая когтями, унизанными бриллиантами, чуть быстрее, чем ритм танца. Фу различала признаки нетерпения: королева по-прежнему считала, что ей не придется отвечать за нанесенное оскорбление. А вот ее управляющий уже посерел почти так же, как кошка у него в руках.

Кошка была предложена робко. Фу не взяла ее. У нее на уме уже был выкуп, достойный вождя.

Она хотела смотреть Прославленным кастам в глаза без страха. Она хотела заставить Охотничьи касты дважды думать, прежде чем даже в шутку обнажать сталь. Она хотела вернуть маму.

Но поскольку ничего этого королева не могла ей дать, она возьмет следующее по ценности.

– Я возьму зубы, – сказала Фу.

Русана пристально посмотрела на управляющего. Тот выглядел так, будто его вот-вот вырвет, и не сводил глаз с окровавленных саванов на телеге:

– Вождь, я не могу… вы не вправе просить…

– Зубы, – повторила Фу холодным, как камень, голосом. Она ощутила странный, едва заметный толчок в груди, когда ее назвали «вождем». Рановато еще.

Вороны позади нее кружили и ревели. И она, и Русана знали, что они могут терроризировать двор на протяжении многих часов, пока трупы грешников не пропитают чумой весь дворец. Королева-Лебедь может носить королевский герб, однако здесь и сейчас двором правила Фу.

Русана не отвечала.