О, этот Дэниел Праудз был героем Большой дороги, презирающим законы и всех, кто их соблюдает. Он носил пурпурный жилет, по которому скользила золотая цепь от часов и под которым розовела безупречно отутюженная рубашка. Из-под старой белой шляпы с широкими полями струились черные волосы, а верхнюю губу украшали черные усы. На белых перчатках оставались следы его потасовки с поверженной наземь проституткой. Вряд ли на всей Большой дороге и в лежащих вдоль нее городах можно было найти подонка, одетого лучше, чем Дэниел Праудз.
– Нам лучше уйти, – сказал я Мокси. Мы оставили старика с моими книгами и вернулись в бар. Но Мокси было уже не до пива. Не в этот день. Я спросил его, участвовал ли он когда-нибудь в дуэли, и он сказал «нет». Я спросил, боится ли он, и он ответил «да». Но он ни за что не хотел уезжать из города, и я уже начал задумываться над тем, как это я буду в одиночку справляться на Большой дороге. Да, это был самый долгий час в нашей жизни.
Но в этот час происходило еще кое-что. Языки-то у людей есть. Прошел слух, что намечается дуэль, и одним из дуэлянтов будет Дэниел Праудз, а вторым – чужак, который сунул свой нос в дела Праудза. Мокси сказал, что ему нужно время подумать. Я же уверял его, что ему нужно время попрактиковаться. Он оставил меня в баре одного, и, я думаю, что идея пришла к нему во время этой его одиночной прогулки. Идея, навсегда перевернувшая жизнь на Большой дороге и сделавшая Мокси легендой.
Я не знаю, на чьей стороне были местные, потому что Праудза в городе не любили, а Мокси, как им казалось, был в этом деле неправ. Кое-кому в баре было известно, что я спутник будущего мертвеца, и относились ко мне соответственно. Уборщик из местного борделя по имени Ринальдо спросил меня, есть ли у Джимми шансы, и я сказал, что буду крайне удивлен, если Мокси проиграет дуэль. Так я себя вел. То есть я играл свою роль в этом спектакле, давая всем понять, что Мокси – лучший стрелок на всей Большой дороге. Но внутри меня всего трясло, и мысли о том, кто заплатит за наше пиво, покинули мою голову.
Мокси вернулся незадолго до того, как истек назначенный час.
– Люди говорят, – сказал я.
– Гм…
– Они говорят, что этот тип силен в стрельбе.
– Гм…
До рокового срока оставалось десять минут. Мы встали из-за стола и направились к выходу. В зале повисло уважительное молчание – как во время похорон. А похороны – это, надо сказать, словечко, чаще всего произносимое в присутствии покойника.