Окружавшие его бойцы сняли охрану, растерянно стоящие в стороне оруженосцы и слуги оживились, бросились к хозяину, помогли ему спешиться, усадили на табурет и увели застоявшегося белого коня.
Курт, взяв шлем, спустился с трибуны и подошел к давнему сопернику.
– Странный выбор! Ты что, прошедшие годы тренировался на секирах? Это редкое оружие для поединков…
– Нет, просто на мечах мы с тобой когда-то пробовали, – спокойно ответил Кёниг. – А я все эти годы жил в Италии, там больше в ходу шпаги. И с тремя своими сыновьями я тренировался на шпагах. А у тебя есть сыновья?
– Есть. Я тоже с ними тренируюсь, – ответил Курт.
Они разговаривали спокойно, как старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Кругом бесновалась толпа в ожидании кровавого зрелища, которое являлось как бы бесплатным довеском к обычному спортивному соревнованию. Возбужденно кружились в небе и зло каркали вороны.
Слуги привели коней, оруженосцы принесли тяжелые, полнотелые дубовые копья с острыми гранеными наконечниками и секиры – каждая с двумя похожими на полумесяцы лезвиями – словно распахнутые крылья адских бабочек…
– И можешь быть уверен, если нашим потомкам придется встретиться в бою, мои не посрамят чести рода! – добавил Кёниг, прикидочно крутя в руке тяжелую секиру.
– Разве остается честь у рода изменника и клятвопреступника? – усмехнулся Курт.
– Сейчас это станет ясно! – бросил Кёниг, направляясь к своему коню.
Бой на копьях короче, чем подготовка к нему. Одна посадка в седло закованного в железо рыцаря требует специальной деревянной подставки, помощи трех-четырех человек и занимает несколько минут. Шефер быстрее соперника взгромоздился на коня. Может, оттого, что он сам был ловким и сильным, а может, из-за исключительной выучки и спокойствия арабского скакуна.
У Кёнига эта процедура заняла немного больше времени, хотя поданный на замену белому вороной жеребец тоже стоял спокойно, не перебирал ногами и не шарахался от пыхтящих слуг, выполняющих непривычную работу грузчиков.
Кстати, от смелости и дисциплинированности коня победа зависит не меньше, чем от всадника. Между тем для животных турнир лишь развлечение, подобно заурядной скачке с препятствиями: при любом исходе их ждёт поощрительная порция овса и отдых: ведь ранить коня – позор для любого рыцаря! Так что ничего плохого им, в общем-то, не грозит. Хотя тревожность хозяев и кровожадный настрой трибун передавались верным рысакам: они нервно поводили головами и прядали ушами…
Всадники заканчивали последние приготовления. Выглядели они эффектно. На Шефере ловко сидели украшенные гравировкой кираса, наручи и шлем, которые хотя и уступали золоченным, с чернением и синением доспехам Нойманна, но были красивей экипировки обычных бойцов Тайной стражи. С помощью оруженосца он положил длинное копьё на передний, опорный крюк, откинутый на кирасе, а чтобы оно не «клевало» острием вниз, заправил заднюю часть под верхний крюк, после чего его вес принял на себя панцирь, и сохранять прямую посадку стало труднее, ибо тяжесть оружия клонила тело вправо. Но для боевого рыцаря это было привычно. Он получше устроил щит с летящим орлом – когда-то в Тайной страже лазутчик Курт Шефер носил прозвище Орел. Потом опустил забрало и взялся за рукоятку копья под защитной стальной воронкой. Оставалось ждать сигнала.
Правда, он рассчитывал в это время сидеть в таверне за вкусным обедом и ждать добавочной порции вина, а не вступать в смертельный поединок. Но профессиональный солдат, много раз рисковавший жизнью, умеет переключаться, поэтому теперь он точно так же ждал схватки. Через несколько минут все решится, возможно, он еще и попадет в таверну… А интересно – на небесах есть таверны? Впрочем, если и есть, то вина там, скорей всего, не подают…
Кёниг тоже изготовился и застыл в ожидании. В черном доспехе и на вороном коне он смотрелся как всадник Апокалипсиса… Копье у него так же было черным, и щит он поменял: теперь на белом фоне ржал, поднявшись на дыбы, черный конь! Правда, хотя внешне он выглядел весьма эффектно, что творилось у него внутри, никто не знал: в чужую душу не заглянешь, особенно когда и тело прикрыто трехмиллиметровой броней! Но то, что биться с оружием в руках лучше, чем связанным склонять голову на эшафот, было ясно каждому, и ему самому отчетливее, чем другим.
Гулко ударил колокол, всадники пришпорили коней и сорвались с мест. Турниры имеют множество неписаных правил. В частности, хорошим тоном считалось сшибиться посередине ристалища, напротив центральной ложи. И, судя по скорости несущихся галопом коней, так и должно было получиться…
После сигнала для Шефера все вокруг исчезло: и устроенное на ипподроме ристалище, и трибуны с главной ложей, и возбужденная толпа, и кружащиеся в небе вороны… Его мир сузился до тесного пространства внутри доспеха, и в узкую щель забрала видно было лишь несущегося навстречу черного всадника с копьем наперевес, на граненом острие которого зловеще играли отблески солнца. Да еще звук копыт прорывался в его окруженный сталью мир: «каба-дых, каба-дых, каба-дых…»