Спасти президента

— Отсутствует Рапопорт, по уважительной причине, — доложил Казаков. — Часа полтора назад он поехал на Гоголевский бульвар, в артгалерею, на выступление Изюмова. Вот-вот должен вернуться... Может, подождем для полного кворума?

— Семеро одного не ждут, — строго осадил я зама. — Есть такая славная русская пословица, и господин Рапопорт обязан ее знать. Кворум имеется и без него, начнем. Слово предоставляется мне.

Для начала я кратко проинформировал коллектив, что завтра в номере запланированного интервью с Президентом не будет. Я не стал вдаваться в детали. Намекнул лишь на то, что вернулся с полдороги, резко передумав идти в Кремль. Поскольку не хочу стоять там навытяжку, угождать властям предержащим и дуть в чужую дуду. Мы — независимая пресса, а не рекламный бюллетень для пана Болека. Надо, чтобы наши публикации вызывали в Кремле изжогу. Тогда рядовой читатель скажет нам спасибо... Итак, какие будут идеи для первой полосы? У кого что есть в загашнике?

Члены редколлегии тотчас изобразили на лицах глубокую задумчивость. Шестеро роденовских мыслителей и мыслительниц уже прикидывали, как ущучить нелюбимую власть, которая всего пару минут назад была вполне терпимой. Отсутствие комплексов и быстрый период адаптации — вот наилучшие черты моих сотрудников. За что я их и держу на рабочих местах.

— Есть хороший вариант, — подал голос редакционный плейбой Лагутин. Он вечно ходил в темных очках и носил на щеках двухдневную небритость: писк парижской моды.

— Излагайте, — разрешил я.

— Можно дать распечатку записи переговоров Железного Болека с американским послом Уайтом и известным вором в законе Киргизом, — небрежным тоном предложил Лагутин. — И шапку дадим покрупнее, на четверть полосы. Скажем, «Три пахана делят деньги». Пойдет?

По кабинету пронесся тихий завистливый шумок: плейбою удалось нарыть настоящую сенсацию. Такого, по правде сказать, никто от него не ожидал.

— Недурно, — сдержанно похвалил я. — Четыреста строк ваши, Лагутин. А какие деньги они там делят?

— Я еще в деталях не придумал, — сознался Лагутин. — Это пока черновой проект, я его только что родил. Но дайте мне два часа, и я сочиню весь текст, набело. Потом съезжу в кукольный театр, там мне озвучат долларов за пятьдесят-семьдесят. Тогда у нас будет кассета. Все. Ни одна экспертиза в мире сроду не найдет ни монтажа, ни склеек. Ну, а если голоса будут не очень похожи... Да кто вообще слышал голос Киргиза? Может, этого Киргиза ухайдакали давно в его Мытищах?

В комнате вновь возник шумок: теперь уже — разочарованный.

— Не годится, — напрочь отбросил я лагутинскую идею, — не наш стиль. На такие дешевые трюки эксклюзив у «Листка». А мы, между прочим, — газета респектабельная, не бульварная. Мы должны быть злее и тоньше. Тоньше, господа. И острее. Информационные поводы надо искать, но не выдумывать. Кто желает высказаться? Слушаем вас, Приходько.

Семен Приходько, завотделом новостей, пригладил волосы, почесал в бороде и сказал:

— Я, кажется, нашел шизарню, где маринуют бывшего главного вертухая. Короче, Сухарева А. В.

Чем выше забираешься, тем больнее падать, не без сочувствия подумал я. Бывший начальник охраны Президента, когда-то третий человек в стране, теперь отставлен от должности и клеит коробочки в дурке. Как тут не свихнуться?

— Неплохо, Приходько, — одобрил я. — Тянет строк на сто шестьдесят. Лейтмотив такой: безжалостная власть гноит в желтом доме бывшего верного слугу. Хранителя президентского тела держат в смирительной рубашке. Пролет над гнездом кукушки, аминазин, электрошок, лоботомия. Ему ведь применяют электрошок?

— Вроде бы нет, — смущенно произнес завотделом новостей. — У меня туда братан залетел, бывший «афганец», с попыткой суицида по пьяному делу. Он и видел. Говорит, содержат прилично. Отдельная палата, говорит, телевизор, телефон. Посетителей пускают...

— Тогда не сто шестьдесят строк, а вдвое меньше, — определил я. — Лейтмотив такой: простых российских психов прессуют в общих палатах, а этому, видите ли, — особые привилегии... Что у нас еще? Из восьмидесяти строк отдела новостей полосы не слепишь.

Дверь отворилась. На цыпочках в кабинет вошел опоздавший Рапопорт, подслеповато заозирался в поисках кресла. Наконец, нашел, сел.

— У меня есть клевый ньюс о премьере, о Шлычкове, — потупив глаза, сообщила Анджела, завотделом светской жизни. — Насчет его киски.

— Киска — это любовница? — нетерпеливо уточнил я. Никогда не привыкну к их молодежному сленгу.

— Я про кошку, Виктор Ноевич, — растерялась Анджела. — Которая с лапками и хвостиком.

— Очень важное наблюдение, — иронически заметил я. — Спасибо, вы меня просветили. Я-то полагал, кошки — это которые с рогами и копытами. Так что нового у премьерской киски?

— Была беременна... — начала Анджела.

— Дальше.

— Сегодня к полудню принесла четырех котят...

— Дальше.

— Трех из них сразу утопили.

Это было уже кое-что. Любопытный штрих к портрету главы правительства, которое задерживает зарплаты, пенсии и пособия. Премьер России Шлычков убивает новорожденных зверюшек и морит голодом бюджетников. Тянет на обобщение.