Спасти президента

— Значит, напечатаем негатив, — распорядился я. — Спасибо, Щербаков, садитесь. — Митенька остался стоять. — Да садитесь, я уже все у вас выяснил. Или вы сами желаете что-то сказать?

— Я тут... подумал... — неуверенным голосом сказал завотделом иллюстраций. — Я вдруг подумал...

Члены редколлегии, не сговариваясь, зааплодировали: впервые за две недели Щербаков решился внести предложение.

— Ну, смелее, смелее, — подбодрил я. — Инициатива у нас ненаказуема. В крайнем случае лишу вас премии.

— Мне тут на днях попалось... — Митенька все еще робел, запинался и делал большие паузы, — я тут нашел в наших папках хорошее художественное фото... Там главный корпус Центральной клинической больницы... деревья, облака... красиво... Давайте дадим на первую полосу, а?

— И какой же будет текст под фотографией? — улыбнулся я. Невинный лепет завотделом иллюстраций пробуждал воспоминания о безвозвратно ушедшей поре моего младенчества.

— Какой-нибудь такой текст... — замялся Щербаков. — Про здоровье Президента... Он ведь там лечится... иногда... Он может, допустим, заболеть...

Наиболее несдержанные члены редколлегии принялись громко хмыкать и переглядываться. Я строго погрозил им пальцем, вышел из-за стола, приблизился к Митеньке.

— Господин Щербаков, — произнес я, дружески похлопав большого младенца по плечу, — вы сколько времени у нас в штате?

— Три месяца и пять дней, — ответил Митенька, предчувствуя подвох.

— То-то и оно, — вздохнул я. — Да будет вам известно, что «Свободная газета» существовала и до вашего прихода. И о том, что Президент болен или даже при смерти, мы за последние два года писали уже раз десять, не меньше...

— Двенадцать раз. — Рапопорт, не выдержав, снова блеснул эрудицией. — Двенадцать. И дважды мы публиковали ту художественную фотографию ЦКБ с облаками. В декабре и в марте. Больше никаких сенсаций из этой темы не извлечешь, отработанный материал. Как говорят в Одессе, Митя, вчерашняя хохма — уже далеко не хохма.

22. ЗАМГЕНСЕКА ТОВАРИЩ СЫРОЕЖКИН

Комсомольская лахудра принесла стопку свежих рейтингов. Встала у стола, задорно выпячивая под платьем свои жалкие бугорки. На левом ее бугорке повис маленький одинокий вождь мирового пролетариата.

— Тебе чего, Царькова? — сухо поинтересовался я, видя, что она не спешит уходить.

— Ничего, товарищ Сыроежкин, — томно ответила лахудра. — Я так...

— Вот это правильно, — одобрил я. — Никогда ничего не проси у партии. Когда придет время, та сама тебе предложит и сама все даст... Ну, иди.

Слегка обиженная лахудра удалилась, тряся жиденькой косичкой с заплетенной красной лентой. Все эти комсомолки-доброволки, бесплатно работающие в штабе из одной любви к Великому Учению, были, как на подбор, плоскозады, криворуки и редкозубы. Все они изъявляли готовность хоть даром отдаться старшим товарищам при первых звуках «Интернационала», но члены ЦК отчего-то не торопились покушаться на честь младших соратниц и дружно пялили аполитичных валютных девок из моего казино. Странная вещь: чем невзрачней выглядели штабные мочалки, тем ближе к сердцу они воспринимали идеи, равенства и братства. Возможно, всемирная победа Зубатика связывалась у них с надеждой заполучить мужа по карточкам, в порядке одной справедливой очереди. Каждой лахудре хотелось бы, конечно, молодого Алена Делона в целлофановом пакете, перевязанном золотой тесемкой.

Будет вам Делон, про себя пообещал я. Уже летит из самого Парижу.

Я с трудом дождался, пока закроется дверь за томной Царьковой, и подошел к шкафу с трудами классиков марксизма. Нижняя секция скрывала большой вместительный холодильник, где наш генсек обычно морозил свои целебные ягоды, а я — пиво. Сейчас здесь было одно только пиво, в бутылках и в жестяных банках. Выбрав наугад полулитровую банку «Монарха», я возвратился к столу и начал просматривать рейтинги.

Умники из службы профессора Виноградова драли за свои опросы кругленькие баксы, зато делали работу красиво, в цвете. Синие столбики на таблицах означали избирателей Президента, бодрые красненькие — наших сторонников, а зеленые пока болтались, как дерьмо в проруби. То ли они намеревались поддерживать Генерала, то ли просто не определились, голосовать им вообще или махнуть всей семьей на рыбалку. Из-за этих раздолбаев баксовой расцветки вся картина постоянно менялась. Временами мне казалось, что точно лидирует Зубатик, временами — что у Президента есть шанс на выигрыш уже в первом туре, а на двух-трех таблицах зелень забивала все остальные цвета. Впрочем, на глазок синих было побольше.

Все-таки зря наш генсек выбрал себе докторскую по социологии, с досадой подумал я, отхлебывая пиво. Хитрая приблизительная наука, ничем не лучше философии. Надо мне было купить ему диссертацию по математике. Дважды два — всегда четыре, независимо от того, какая моча послезавтра ударит в голову избирателю.