Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол

— Не хочу читать вам лекцию, братья, но кое-что напомню. Куда ездил главный партиец в начале этого года? В солнечный Узбекистан. Куда он собирается съездить этой осенью? В соседний с нами Азербайджан. А это, если кто забыл, две мусульманские республики. Думаете случайно престарелый вождь партийцев, который уже на ладан дышит, привечает мусульманскую братию? Нет, братья, не случайно. Там, наверху, идут какие-то серьезные подвижки, которые могут иметь серьезные последствия, в том числе и для нас. И если мы не хотим попасть на вилы, нам уже сейчас надо искать выходы на нужных нам партийцев. Завтра может быть уже поздно.

— Может ты, Нестор, и на место главного партийца кого-то уже подыскал? — вновь вступил в разговор Коньков.

— Не строй из себя рогатого, Василий, ты же умный мужик, — вновь обратил свой взор на соседа справа Гулия. — Если «ящик» не смотришь, то газеты-то читаешь. Не видишь, что в стране происходит? Жить главному партийцу недолго осталось, а это, значит, что наверху серьезные разборки могут начаться. И если мы хотим в цвет попасть, нам надо уже сейчас свои ставки делать.

— Ты тоже, Нестор, следи за трассой и горбатого нам не лепи, — глядя в глаза собеседнику, заявил Коньков. — Сдается мне, что ты давно с партийцами контачишь, а теперь хочешь и всю братву под это дело подписать.

— А чем продажный партиец отличается от продажного мусора? — в голосе грузинского законника впервые зазвучали стальные нотки. — Если партийца можно подмазать, и он тебе за это поможет хабар получить, что в этом плохого? Вся братва давно так живет — что в Чикаго, что в Палермо. А мы чем хуже?

— В аль капоны заделаться хочешь? Забыл, чем он кончил? — напомнил всем о печальной судьбе чикагского гангстера Коньков.

— Зато его братья процветают, потому что не кексовали в нужный момент, не метали икру, а попали в цвет. Вот и мы, если кексовать будем, останемся с голой жопой на морозе. Ведь понятно же, что когда главный партиец коньки отбросит, другая жизнь начнется. И чтобы в нее вписаться, надо уже сейчас мозгами шевелить.

— И в самом деле, Конёк, можно косяк запороть, если будем баланду травить, — вступил в разговор грузинский законник Вахтанг Кочинава по прозвищу Буба. — Многие цеховики давно под партийцами ходят, поэтому и нам все равно от этого не отвертеться. Время диктует базар, а не наоборот.

— Вы меня, братья, не агитируйте — я своего слова не изменю, — продолжал стоять на своем Коньков. — Думаю, и остальные братья-славяне меня поддержат. А те из них, кто на зоне парится, малявы со мной прислали.

Сказав это, Коньков приложил ладонь к тому месту, где у него на пиджаке был нагрудный карман.

— Тогда огласи малявы, — подал голос армянский законник Ерванд Спандарян по прозвищу Тижо Ленинаканский.

Коньков не стал просить уговаривать себя дважды — извлек из кармана несколько писем от влиятельных воров в законе славянского происхождения, кто не смог приехать на сходку по причине своего нахождения в местах заключения. И стал одно за другим называть имена авторов писем и их решения по главному вопросу сходки:

— Вася Бриллиант — нет, Санька Монгол — нет, Вася Бузулуцкий — нет, Савоська — нет, Япончик — нет, Лева Генкин — нет.

— Спасибо, Конёк, что донес до нас голоса наших братьев, — поблагодарил Гулия своего коллегу, взявшего на себя роль добровольного почтальона. — Но будет несправедливо, если мы не услышим голоса других наших братьев, тоже мотающих срок на зоне.

Гулия обратил свой взор на Вахтанга Кочинаву. Тот как будто ждал этого момента и тут же достал из кармана своего пиджака несколько писем от грузинских воров в законе, сидящих в данный момент в колонии. И тоже зачитал вслух их решения:

— Хаджарат — да, Писо — да, Чита Безуха — да.

— Трое против шести, — произвел несложное арифметическое действие Коньков.

— Да, но мы еще не слышали голоса тех, кто находится в этом зале, — справедливо заметил Гулия.

И едва он это сказал, как взоры всех присутствующих обратились к человеку, который скромно сидел на другом конце стола и беззвучно сосал курительную трубку, которая не была зажжена. Звали этого законника Алеша Аттттуни по прозвищу Камо. Эту кличку он получил еще в детстве, поскольку ходили слухи, что он был дальним родственником знаменитого революционера Симона Тер-Петросяна, или Камо (такое прозвище ему придумал Сталин), которого царские власти четырежды приговаривали к смертной казни, но в итоге помиловали и упекли за решетку по случаю 300-летия дома Романовых. Среди собравшихся в ресторане «Салобие» законников Камо был самым старым — ему шел 69-й год, но у него была светлая голова и он пользовался безоговорочным авторитетом у всех своих коллег, невзирая на то, к какому бы клану они не относились. Поэтому всегда, прежде чем выносить какой-либо вопрос на голосование сходки, слово предоставляли Камо, чтобы узнать его мнение. Не была нарушена эта традиция и сегодня.