Спасти СССР. Адаптация

– Ох и язва ты, Кузя, настоящая язва. Бедный твой будущий муж, – с сочувствием к этому несчастному человеку закатил я глаза к потолку.

– Да что бы ты понимал! Мой муж будет счастливым человеком, – вдруг вырвалось у нее, и слова эти прозвучали так неожиданно искренне, что у меня брови полезли на лоб.

– Мм… – промычал я, пристально разглядывая Кузю. – В целом я догадываюсь, о чем ты.

– Дурачок. – Она улыбнулась и соблазнительно отвела плечико назад, но в глазах ее блеснуло холодное презрение. – Не тем думаешь.

– Да нет, – примиряюще выставил я ладони. – Я думал не о том, о чем подумала ты, что подумал я.

Кузя посмотрела на меня с большим сомнением, но я был спокоен, словно гладь горного озера. В глазах ее мелькнул было какой-то новый интерес, но тут же сменился опаской, а потом вернулась пробующая свои зубки молоденькая стерва.

– Так ты работать собираешься, Соколов?! – вызверилась она на меня.

Я промолчал. Поставил коробку на стол и снял расстеленную сверху пыльную пожелтевшую газету. Под ней россыпью лежали елочные игрушки, настоящие, из хрупкого стекла, которые надо брать бережно и вешать осторожно. Тут же были бусы из разноцветных стеклянных трубочек и шариков и самодельная гирлянда из лампочек, окрашенных цветными лаками. Были даже старые игрушки из прессованного картона.

– Подавай игрушки, – спокойным голосом велела Кузя.

«Надо же, моментально вошла в берега. Вот уж точно, молчание – золото».

– Вешать буду я, ты все испортишь, – сварливым тоном ненаскандалившейся вволю супруги опровергла она мои измышления.

– Как будет угодно прекрасной госпоже, – фыркнул я благодушно и вытащил из картонной коробки матрешку на прищепке в платочке из тонкого поролона. – Держи. Только подожди, я сначала гирлянду повешу.

Сделал свое дело и отошел, освобождая место у елки. Кузя молча пристроила игрушку поближе к стволу.

– Забавно, – повертел я в руках две следующие, тоже на прищепках. – Смотри: восточный принц и восточная красавица. На, пристраивай.

Заглянул в коробку, выбирая следующее украшение. Взять трехцветный светофор или избушку с белым напылением на крыше? Или шар-фонарик с круглой впадиной?

– Эй! – удивился я, повернувшись. – Вместе их вешай.

Кузя отрицательно помотала головой.

– Это же пара подобралась! – настаивал я.

Она упрямо присобачила принца на противоположной от красавицы ветке.

– Вот. – Кузя отошла и посмотрела на дело рук своих. – Теперь можно гадать, встретится ей принц или нет. И если встретится, то где. Как посмотрит, что скажет… Как за ней побежит…

– Ну могла бы на Новый год и подсобить людям, – пробурчал я и протянул ей следующую игрушку.

– Нет-нет-нет… Пусть сами, по-настоящему, как в жизни. А в жизни, знаешь ли, принцев рядом не бывает.

– Проверяла? – с насмешкой спросил я.

– Да прячутся, мерзавцы. Маскируются. – Кузя искоса мазнула по мне взглядом.

– А чего тебя все на принцев тянет? – уточнил я, роясь в коробке.

– Это разве ненормально? – искренне удивилась она.

– Среди пролетариев, говорят, очень приличные мужчины встречаются.

Кузя громко, от души засмеялась.

– Юморист ты, Дюша, – сказала она, отвеселившись.

– А что? – не отступался я. – На заводе высококлассный рабочий не хуже профессора получает.

– Не в деньгах счастье, – поразила меня Кузя, а потом взглянула снисходительно. – Ты как ребенок. Где-то уже совсем взрослый, даже удивляешь, а где-то… А, давай следующую.

– Нет, объясняй. – Я вложил ей в ладонь золотистые колокольчики.

Кузя потрясла ими, звук был тусклый.

– Деньги, конечно, должны быть, – пояснила она деловито. – Но этого недостаточно. Их еще надо иметь возможность потратить. Да и не все деньгами можно купить.

– Понятно, – протянул я разочарованно. Стеклянные трубочки бус тонко звенели у меня в руках. – Материалистка. Держи.

Странно, но Кузя не обиделась, не взвилась, не закричала, лишь пожала плечиками. Дальше мы работали молча, думая каждый о своем, и скоро в коробке показалось дно.

– Хватит, – сказала Кузя, заглянув внутрь. – Остальное будет лишним. Вот, еще вот эти три повешу, и все. А ты за вату берись.

Я стал послушно раскидывать на ветки лоскутки. Очень медитативное занятие.

– А знаешь, мы до школы в гарнизоне жили, – неожиданно вполголоса поведала Кузя, мечтательно уставившись на елку. – Я каждый Новый год верила папе, что ракеты после курантов пускают в мою честь. Махала в окно рукой и чувствовала себя принцессой. Папка у меня молодец был.

Я стоял, механически отщипывая кусочки ваты, и бездумно бросал их на хвою. Зла не хватало на прилипшую к моему лицу нейтральную полуулыбку – сначала я не сообразил ее стереть, а теперь было явно поздно.

Кузя опустила глаза, а потом присела на корточки и полезла пристраивать перламутрового крота к основанию нижней ветки.

– Знаешь, – так же негромко сказал я, глядя на нее сквозь ель, – чем хорош именно советский Новый год?

– Ну, – остановилась она, – чем же?

– Всеобщим ощущением того, что все лучшее еще впереди, – сформулировал я.

Игрушка встала на место. Теперь крот, казалось, тревожно озирался, спрятавшись за ствол.