Спасти СССР. Манифестация

Она была вся в движении, но не суетлива. И лицо у нее было подвижно, словно игра света на воде. На меня она смотрела чистым, лучистым взглядом. У взрослых такой встречается очень редко, с годами он мутнеет от наслоений прожитого.

«Все дело в ее искренности, неподдельности, – вдруг понял я. – Она как столб воды, что прозрачен до дна. Рядом с ней любой хоть немного нечист».

– Законсервировать, – сказал я.

– А? – вскинулась Мелкая с недоумением.

– Законсервировать бы тебя, – повторил я с сожалением, – лет на двадцать. Потом распечатать и наслаждаться в одиночку – таких уже не будет.

Она неуверенно улыбнулась.

– Ладно. – Я решительно положил ложку на стол и встал. – Мы сейчас с Софи пошушукаемся и вернемся чай пить. Расскажу, как съездил, как с бабушкой повстречались…

По лицу Мелкой мелькнула тень.

– Там… – нерешительно пробормотала она. – А как… Я остаюсь?

– Все хорошо, – взмахнул я руками, прогоняя испуг из ее глаз. – Мы разошлись, довольные друг другом. В посылке письмо должно быть.

Мелкая вцепилась в сумку и начала торопливо разгружать ее.

– Клубника… – Софья неверяще потыкала пальцем в покрывшуюся алыми пятнами газету.

– Я вам сейчас принесу, – с готовностью кивнула Мелкая.

– Без меня. – Я направился в комнату. – На югах объелся.

Софья пришла через несколько минут: дверь отворила ногой, в руках – по глубокой тарелке с ягодами. Молча села на другой конец дивана, выставив угощение ровно между нами.

– Не, – отмахнулся я, – ешь сама. Я правда не буду.

Она передернула плечами и переместила одну из тарелок к себе. Темная ягода, вся в разводах тающего сахара, отправилась в рот. Софи сладко зажмурилась и поджала под себя ноги.

– Хорошо… – протянула довольно и, приоткрыв один глаз, выжидающе посмотрела на меня.

– И что видно? – участливо поинтересовался я.

– Бур-р-ратину… На голову стукнутого. – Ее глаза сердито блеснули.

– Плодотворная идея, – охотно согласился я, – ее и будем разрабатывать.

Мы пободались взглядами, и победа осталась за мной. Софья обиженно засопела и потянулась за следующей ягодой.

– Так. – Я провел рукой перед собой, словно сметая все повисшие в воздухе вопросы в сторону. – А теперь я хочу много сочных подробностей. Как тебе удалось это провернуть?

Нет, все же говорить о своих победах легко и приятно. Софьин рассказ, начатый неохотно, ни шатко ни валко, быстро раскочегарился – и вот уже тарелка отставлена в сторону, в глазах – азарт, и Софья, сама того не замечая, подползает по дивану все ближе и ближе.

– А самое главное что? – Она наклонилась ко мне и воздела вверх указательный палец, а потом сама же и ответила: – Самое главное, что женщины в клинике ее не любят. Фифа с деревенской хваткой! Подумаешь, грудь высокая! А вот отца твоего, между прочим, жалеют… Дальше уже проще было: я стол накрыла, и все вместе думали. А девчонки там, кстати, славные, хорошо так посидели… – Глаза ее мечтательно затуманились.

– Песни не орали? – деловито уточнил я.

Софи попыталась сначала принять вид оскорбленной невинности, а затем передумала и звонко захохотала.

– Нет, – сказала, отсмеявшись, – все было нормуль. А потом еще ординаторы с коньяком подсели… – И она покосилась на меня из-под ресниц.

– Да не стесняйся, – подбодрил я ее.

– Тьфу на тебя, полено чудесатое, – беззлобно ругнулась Софья и потянулась, закинув руки над головой. – В общем, нашли живчика-добровольца: под два метра ростом, кровь с молоком… Закуток ему с койкой выделили. Он эту вашу бабетту за две недели и охмурил по-тихому. С меня конфеты были, цветы и вино. Вот, кстати… – Она достала кошелек и вынула из него пачку разномастных купюр: – Триста двадцать, что осталось. И долг за сапоги.

– Угу, – кивнул я и сгреб все в карман. – А дальше как?

– А что дальше… – Голос у Софьи чуть погрустнел. – Дальше в нужный момент отправили твоего отца в тот закуток. Ему как раз аппаратура пришла, так пару коробок с какими-то датчиками мы прямо под ту койку засунули – вроде как по ошибке. Дождались свиданки у голубчиков, да и подсказали ему, где искать. И ключ запасной вручили. А там картина маслом: роза его с лепестками помятыми под боком у молодого красавчика возлежит, винишко с конфетами, цветы…

– Шикарно, – сказал я с сарказмом, а потом встал с дивана и подошел к окну.

Солнце уже умыкнулось за дома, и на город наползла густая серая тень. Люди муравьями растекались по квартирам – делить свои горе и радости.

– Грустно это все. – Я наконец совладал со своим лицом и повернулся.

Софья молчала, с сочувствием глядя на меня.

– Грустно и печально, – повторил я, возвращаясь на насиженное место. – Отца жалко. Последняя любовь… Кровоточить будет долго. Но лучше так – сразу прижечь намертво. Наверное…

Я устало помассировал виски.

Софья отвела взгляд и потянулась за очередной ягодой.

– Ладно. – Я вернулся на диван и откинулся на спинку. – Это остается на мне. А ты молодец. Нет, правда: я бы так никогда не додумался. Настоящая женщина. Зачет. Ну что ж, – наклонился я к ней, – давай теперь поговорим о тебе.

Суббота 22 апреля 1978 года, полдень