Привычный утренний распорядок в нашей квартире в эти дни причудливо перетасовался: теперь меня поднимали последним, и, пока я плескался под душем, мама на кухне заплетала Мелкой косички – каждый раз по-новому, – а потом волокла ее, все еще сонную, в прихожую к зеркалу и вертела перед ним, точно куклу.
Вот и сегодня, когда я вышел в коридор, на ходу дотирая взъерошенные волосы полотенцем, мама повернула ко мне смущенную Мелкую и, удерживая ее за плечи, воскликнула с гордостью:
– Ну разве не прелесть?
– Прелесть, – кивнул я одобрительно, а потом усмехнулся. – Но, мам, ты уж тогда скажи прямо, чего добиваешься. Может, и договоримся?
Мама неодобрительно поджала губы.
– Сегодня папа выписывается. – Я, посерьезнев, перекинул полотенце через плечо. – Тома съезжает…
– Не слушай его! – Мама крутанула Мелкую к себе лицом и проговорила с напором: – Заходи в любое время, без приглашений, сама. Поняла? И на ночь тоже. Ну… – Она коротко прижала девочку к себе, отпустила и перешла на деловой тон: – Все, я побежала на работу. Завтракайте, в школу не опаздывайте. Андрей… – Она влезла в поданное мною пальто, обернулась и сверкнула на меня глазами. – Чтобы проконтролировал сегодня, что у Томочки там все в порядке! Ты понял?!
Дверь за мамой захлопнулась. Мы в молчании двинулись на кухню. Я переложил с горячей сковороды на тарелки тонкие замасленные макароны-соломки и щедро присыпал их уже натертым сыром. Потом устроился на углу стола рядом с Мелкой и ненадолго задумался.
– Знаешь, а ведь нам с тобой крупно повезло, – нарушил я установившуюся было тишину.
Мелкая посмотрела на меня с вопросом.
– Мы живем в том месте и том времени, где большинство людей еще являются людьми, – подвел я итог своим размышлениям.
– Может быть, «уже»? – предположила, помолчав, Мелкая. – Дальше же будет лучше?
Я покрутил вилку, а потом неуверенно пробормотал:
– Может быть, и будет… – намотал макароны и отправил в рот. Прожевал, потом неожиданно для самого себя продолжил: – Ты не поверишь, но это от нас с тобой сильно зависит.
И поперхнулся – настолько умным и пронзительным был взгляд у Мелкой, когда я, подняв глаза, на него напоролся.
– Почему? – как-то необычно спокойно и уверенно улыбнулась она. – Я же тебе верю. Как ты мог об этом забыть?
– Никак не могу привыкнуть, – признался я, сглотнув, и проворчал смущенно: – Ешь давай, пока не остыло.
Оставшийся завтрак прошел в уютном и неторопливом молчании. Не знаю, о чем морщилась складочка над переносицей у Мелкой, я же прокручивал в уме свежий улов: теперь мне стало известно, кем именно является тот самый чернявый Минцев из Большого дома.
Это знание меняло многое: имея в своем распоряжении целый штат контрразведчиков высочайшего класса, Андропов в моем деле предпочел опереться на лично преданного диверсанта.
Такой выбор говорил о многом. Если Председатель КГБ, отринув характерную для него осторожность, все же начал столь рискованную игру, замыкая всю получаемую от меня информацию только на себя (а иначе зачем бы он поставил на лояльность, а не профессионализм?), то из этого проистекали весьма интересные выводы.
Ну, во-первых, получилось. Он принимает меня всерьез – серьезней некуда. Я достучался до небес, и это приятно.
Во-вторых, и это было, пожалуй, самым важным, – можно предположить, что у Андропова уже сложился свой проект развития советского общества, иначе бы он в такую острую игру просто не полез: он не был карьеристом. А раз все же полез, значит, текущий состав Политбюро перпендикулярен его идеям.
Это было для меня неожиданным. Я представлял, по воспоминаниям доживших соратников, намерения Андропова относительно переустройства СССР в начале восьмидесятых, но не подозревал о наличии таковых уже в семьдесят седьмом. Мне всегда казалось, что именно в предстоящие годы Юрий Владимирович постепенно перерастет рамки Комитета и самоозадачится вопросами социально-стратегическими – недаром же в восемьдесят первом, после смерти Суслова, именно его выдвинули на идеологию: созрел наконец. Сейчас же выходило, что он уже проделал хотя бы часть этой работы.
Значит, поставив год назад на него, я сделал правильный выбор. Осознание этого наполнило меня гордостью: хотелось выпятить грудь и мощно постучать в нее кулаком.
Теперь мне предстояло скорректировать свои текущие планы с учетом этого важного обстоятельства: раз из-за плеча Юрия Владимировича не торчат любопытные носы коллег по Политбюро, можно подкачать ему компромат для подготовки к расчистке политического поля в период после Брежнева.
– Я – все. – Мелкая уже успела помыть нашу посуду и переодеться в школьное, а я до сих пор воевал с тугими петлями на манжетах. – Давай помогу.
«Щербицкий и Гришин, – решил я, протягивая ей руки. – Романов уже отыгран. И Громыко – на всякий случай. К тому же мидовский гадючник давно пора проредить. А Кавказ и Средняя Азия пусть тогда подождут своей очереди. Расчищать надо с основных столиц. Да, все так… Остается набрать фактуру и выбрать темп и форму подачи материала».
– Готово, – жизнерадостно прощебетала Мелкая.