– Без контроля с нашей стороны такая информация может оказать самое разрушительное воздействие на планы, что составляют основу политической жизни в Вашингтоне, – возразил Бросс. – В общем, не сомневаюсь, вам не надо объяснять реакцию наверху, если что-то этакое вдруг случится. Что, если следующей мишенью Источника окажется, к примеру, наша операция в Польше?
– Ну что я скажу… – протянул Карлуччи, – вот так поневоле начнешь радоваться, что мы с русскими научились более или менее не убивать друг друга. Но ведь так думают у нас не все. Да и у них – тоже. Далеко не все… – И он задумчиво погладил подлокотник.
– Кстати, Фрэнк, – неожиданно попрекнул его Колби, – ты слишком сильно очистил сообщение от Шин-Бет, остались лишь голые кости, да и то не все. Добавить что-нибудь можешь?
– Иган, – устало протянул Карлуччи, – расшифровка устного послания из Ленинграда и исход боевой операции – это все, что я от них получил. У меня даже нет уверенности в том, что расшифровка полная. Я работаю над этим, но этого репатрианта от нас куда-то надежно спрятали. И это тоже странно. Вообще израильтяне ведут себя в этом деле весьма необычно. Я подозреваю, что там есть второе дно, но мы до него пока не докопались.
– Джентльмены, мы опять уходим не туда, – мягко попрекнул Бросс, – опять пошли оперативные частности. Посмотрите на все это с политической точки зрения. В конце концов, разве не за этим мы здесь собрались?
– Аналитик… – протянул, пытаясь скрыть растерянность, Карлуччи («Когда, черт побери, и как Джон успел его просчитать?!»). – А ведь какой, по рассказам, был оперативник!
Бросс и бровью не повел:
– Я настаиваю, что «ленинградский феномен» – это не эпизод, а стратегический элемент в нашем долгом противостоянии с Советами. По-хорошему, долгом разведки было бы сейчас поставить эту проблему перед администрацией. Но… Наверное, я не ошибусь, если скажу, что мы все считаем это несвоевременным, не так ли?
Повисло тягостное молчание – дипломатичность отказала Броссу в самый неподходящий момент.
Потом заговорил Колби, и он был абсолютно серьезен:
– Говоря по правде, мне претит эта наша неизменная привязка всех серьезных задач к электоральным циклам. Любого президента вечно окружают советники, которые стремятся как можно скорее сделать себе имя – скажем, чтобы не пропасть в безвестности при смене хозяина Овального кабинета. А задачи, которые призвана решать разведка, постоянно выходят за пределы этих циклов. Я надеялся на Никсона – у него, как мне казалось, был необходимый запас прочности, как и у его команды. Но «полевение» Конгресса… Я тут не про формальную левизну вроде стремления прихлопнуть богатых людей непомерными налогами и за счет этого платить пособия, я про левую политику в структурных вопросах. Желание запустить молотилку правозащиты в отношении разведки в первую очередь. Это было куда как неумно. Традиции в разведке не менее важны, чем во флоте… В общем, администрация Картера уже не жилец, но если она получит информацию по «ленинградскому феномену», да еще в твоей, Джон, интерпретации…
– То она попробует разыграть ее в своих краткосрочных интересах, – подхватил Карлуччи, – вплоть до раскрытия существа вопроса в соответствующих комитетах Сената и Конгресса, а это будет абсолютно контрпродуктивно, с какой стороны ни посмотри.
Бросс довольно кивнул, и Карлуччи подумал, что, видимо, не один он сегодня собрался вызвать собеседников на важный разговор.
– Думаю, джентльмены, – веско сказал Бросс, – что, на наше счастье, вопросами тактики и взаимодействия в нашем разведсообществе скоро займется Кейси. Желательно, чтобы мы были к этому заблаговременно готовы, в том числе и по «ленинградскому феномену». Вне зависимости от того, прав я в своих предположениях или нет, эта тема, как ее ни позиционируй, еще долго будет в числе основных. Поэтому надо использовать отведенное нам время с толком, не слишком при этом пока рискуя.
– Кхе… – кашлянул Карлуччи в кулак. – Вообще-то нам обычно не хватает готовности к риску. Нам – в смысле ЦРУ. У меня в руководстве оперативного отдела доминирует элита из Гарварда, Принстона и Йеля, этакие агенты в накрахмаленных воротничках. Это – нервные и чуткие люди, с невысокими творческими способностями. Они очень высоко ценят групповую лояльность и старательно избегают рисков. В итоге ЦРУ раскорячилось в оборонительном раболепстве, а адмирал смотрит президенту в рот и всячески этому потворствует. Однако работа в разведке всегда связана с риском. Я надеюсь, мы сживемся с ним. А избегать мы должны лишь одного – ненужного риска.
– Тайная акция – это как дьявольски сильный наркотик, – сказал задумчиво Бросс, – он хорошо действует, но в больших дозах смертелен. Все операции в большей или меньшей степени зависят от удачи. Слишком много вещей должно лечь точно на свое место. И я за свою практику ни разу не видел разведывательного донесения, ради которого стоило бы рисковать человеческой жизнью.