– Знаю, – генерал задумчиво почесал темя, – знаю, конечно. Только не мы обычно стрижем. Там всей стаей клюют. Нам и не достается уже почти ничего…
– Ну… – Жора развел руками, – иногда по тем клювам надо, значит, давать. Есть же им за что?
– За что – всегда есть… А уж им-то… Ладно, Георгий, я тебя понял. Иди, поработай, что ли. А я подумаю.
Суббота, 13 мая. Утро
Ленинград, улица 8-я Красноармейская
Середина мая лезла в окна класса шалыми ветерками, выманивала запахами молодой листвы. Даже кондовые отличники поглядывали на улицу с тоскливым нетерпением, а Пашка и вовсе извертелся, страдая от разлуки с окружающей средой.
Но все кончается, и Биссектриса виртуозно заверила раздачу заданий ровнехонько к звонку. Детей вынесло из класса как танкистов из люка горящего танка.
Дослушивая юный топот, я солидно покинул аудиторию, и меня тут же нагнал мягкий голосок Зиночки:
– Андрюша!
Кузя, выходившая следом за мной, передала взглядом сочувствие, а я кротко улыбнулся – и ей, и классной.
– Слушаю со всем почтением, Зинаида Эриковна.
Учительница отчетливо моргнула, как бы мельком прощая шалость. Ее добрые глаза за сильными линзами очков чудились несуразно огромными.
– Ага… Слушай, Андрюша… Сегодня Татьяна Анатольевна будет проводить инструктаж среди политинформаторов старших классов. На большой перемене…
– На большо-ой? – кисло затянул я. – А покушать когда?
– Андрюша, в райкоме комсомола готовят очень важное мероприятие, – зачастила Эриковна, словно извиняясь за нечуткость директрисы. – Что-то вроде смотра-конкурса. Или районного первенства… Я не совсем поняла. Какие-то… м-м… «Политбои». В понедельник, ровно в два, там соберутся политинформаторы восьмых-десятых классов со всего района. Посоревноваться, квалификацию повысить… И призы будут!
– Понятно… – вздохнулось мне. Химеричное сознание суетливо искало способ увильнуть от общественной нагрузки, и нашло. Я радостно выдал:
– А Никита болеет!
– Ничего, – утешила меня классная, – приведешь одного Сёму. Договорились?
– Да, Зинаида Эриковна, – капитулировал я. – Явимся без опозданий.
– …Вас в команде будет семь человек, капитаном назначается ученик десятого «Б» класса Руслан Валиев. Вы будете защищать честь нашей школы перед всем районом, помните об этом! – догуливал грозный глас Тыблока, а голодные политинформаторы тоскливо прислушивались к гомону за дверями кабинета. Свирепо оглядев старшеклассников, директриса буркнула: – Свободны!
Школьнички мигом оживились, боязливо двинулись к выходу – и юркнули на волю.
– А тебя, Соколов, я попрошу остаться!
«„Это конец“, – подумал Штирлиц».
Усмешливо слушая гулкий топот, Татьяна Анатольевна басисто заворковала:
– Андрей, ты, наверное, не знаешь еще, что Светлана Витальевна нас покинула? Так жаль, так жаль, такой работник сильный был… – театрально завздыхала она. – Пришла вместе с Мэри, а стоило той в Америку вернуться, сразу и ушла… Так ведь не просто ушла, а на повышение! И на какое! С должности завуча по внеклассной работе – и не в районо даже, а сразу в райком, да прямо в замы к дяде Томы Афанасьевой! Во, как люди растут! Зависть, исключительно белая зависть! – директриса щедро источала едкий сарказм. – Теперь будет руководить идеологической и воспитательной работой во всех учебных заведениях района. Кто бы меня так повысил… В районо все поражены – назначение мимо прошло, у них даже краем не поинтересовались! – и Тыблоко взяла доверительный тон: – Ты знаешь, я вот предположу, что и Вадим Николаич сильно удивился, вдруг обнаружив у себя нового зама. И ведь никакого блата! Чиста! Но кто-то же заметил ее, кто-то – очень сильный – продвинул… – она помолчала многозначительно, давая мне обдумать сказанное. – Да, ты, кстати, ее на предстоящем мероприятии встретишь. Она его и предложила провести, и организовала… Привет передавай. И думай, Андрей! Думай, что говоришь! Будь там собран и внимателен. Не все медали надо брать! Иди…
Я покинул кабинет директора минут за пять до звонка. Рваться в столовую – смысла никакого, да и аппетит куда-то пропал…
Зато мне было, о чем подумать. И, даже, не столько о предстоящих политбоях, сколько о Тыблоке.
Райком комсомола делил дореволюционный двухэтажный особняк с райкомом партии. Понятно дело, чей вход был парадным, а кто пользовался дверью во двор, но на жизнелюбии кадровых комсомольцев это никак не отражалось – у них, как они считали, все было впереди, и парадная дверь тоже.
Обычно в коридорах райкома гулко подрагивала богобоязненная тишина, как в заброшенном храме, но сегодня старинные стены еле удерживали разноголосый гомон. Куда больше сотни старшеклассников внесли с собой бурлящую энергию школоты, и целая сборная ответственных работников тщилась направить ее в мирное русло.
Мелькнуло лисье личико Чернобурки. Углядев меня в заполошной толпе, она улыбнулась мимоходом.
– И ты здесь? Политинформатор, что ли?
– Так уж вышло, – повинился я.