Спасти СССР. Манифестация II

Тот, кто упомянет факты, которых не найти в открытом доступе, или «глубже проанализирует» – на уровне взрослого спеца. Ляпнет сдуру – и попадется.

«Цап-царап!» – довольно мурлыкнет Чернобурка…

Или у меня весеннее обострение паранойи? Может, и так, но все же лучше насторожиться, напрячься. А то релакс у него, видите ли! Следи за языком, балбес, будь начеку, как нелегал в тылу врага! Даром, что ли, Тыблоко намекала? Явно что-то учуяла! Не операция ли Комитета эти чертовы «Политбои»?

Рыжую Мэри мы всем классом проводили, когда еще, и кем теперь заняться товарищу Лапкиной? Ну, скажем, политинформаторами…

А ячеечки в ситах всё уже, круг подозреваемых сжимается всё туже… В рифму. В цель.

Я замер, углядев Чернобурку в профиль. Склонясь к одному из судей, благообразному дядечке, она что-то выговаривала ему с властным превосходством, а тот лишь угодливо кивал…

Меня затошнило от страха.

Сердце бухало, и пальцы мои дрожали – они будто перебирали логичный расклад, как бусины четок.

«Еще никогда Штирлиц не был так близок к провалу… – метались мысли вспугнутыми мухами. – Попался, лох чилийский…»

– Дюха! – решительная длань Руслана перебила мои вибрации. – Держи листок! Я взял ЮАР, Намибию возьмешь?

Я тупо кивнул, и облизал пересохшие губы.

Писанина напомнила мне работу минера, осторожного и рассудительного, склонившегося над взрывным устройством. Вот и думай над каждым словом, мусоль его перед тем, как класть в строку. Добавишь лишку – и рванет…

– Сколько там? – пробубнил Славик из восьмого «А».

Колян, представлявший «бэшек», глянул на часы.

– Двадцать три минуты еще.

– Если нас обойдут, – шипел Сема свирепым шепотом, – мы им устроим!

Сил у меня хватило лишь на блеклую улыбку.

Намибия… СВАПО… Апартеид… Берег Скелетов… Алмазы…

«Пиастры! Пиастры! Пиастры – орал попугай Джона Сильвера…»

– На сцену приглашается команда школы двести семьдесят два!

– Пошли! – засуетился Руслан, и мы гуськом поднялись на подиум, где и скучились, словно прячась за спину капитана.

Коротко выдохнув, Валиев начал подрагивавшим голосом:

– В прошлом, не столь уж давнем, практически вся Африка была поделена на колонии – британские, французские, португальские… Затем появились бельгийские колонизаторы, германские, итальянские… И лишь во второй половине двадцатого века в силу вошли освободительные, антиимпериалистические движения…

Четко по сценарию, капитан уступил место спикеру, и Сёма, звенящим от волнения голосом, повел свою партию.

Я скромно переминался «в третьем ряду», прячась за тощими шеями товарищей, поглядывая из-за их узковатых плеч. Мое зыбкое нервическое спокойствие отзывалось дрожью в коленках и приливами слабости, хотя сердце тарахтело, как движок трактора «Беларусь».

Если за «Политбоями» действительно маячит «Большой дом», то все свои следы я как бы стер. Единственное, что могло меня выдать – это желтоватый листок бумаги, исписанный моей рукой. Но я и тут подстраховался, пользуясь не тем выработанным женским почерком, которым строчил «Квинт Лициний Спектатор», а моим обычным, довольно-таки корявым…

А Сёма-то, Сёма! Какой талант пропадает!

Резник не зачитывал тезисы, не декламировал даже, а исполнял, то притормаживая речь в раздумье, то восклицая в бурной экспрессии. Впрочем, жюри не аплодировало его выступлению, а принялось бомбить наши позиции каверзными вопросами.

«Насколько неблагоприятные условия Сахеля коррелируют с подъемом национально-освободительного движения берберов и туарегов?»

«Покажите на примерах, как англо-французская демаркация границ африканских государств влияет на рост трайбализма?»

Бедный Сёма живо вспотел, а мы всей командой устраивали мозговые штурмы, чтобы взъерошенный спикер выразил коллективный ответ.

Отстрелялись…

– Внимание!

Я даже не вздрогнул, с готовностью впадая в спасительное отупение.

– Внимание! – повторил ведущий, неторопливо поднимаясь на сцену. – По правилам «Политбоев», победа присуждается лишь одной команде, больше всех набравшей баллов. Однако, посовещавшись, жюри выявило двух победителей…

По притихшему залу волной разнесся оживленный ропот.

– На сцену приглашаются капитаны победивших команд! – газетчик выдержал паузу, чтобы грянуть: – Виталий Брюквин, школа номер двести семьдесят шесть!

Болельщики издали хоровой вопль.

– Марина Пухначева, школа номер двести восемьдесят семь!

Основательный, насмешливый, рассудительный Резник скакал и орал, как первоклашка. Он хватался за голову, словно нападающий, забивший гол в свои ворота…

Всё смешалось в актовом зале райкома ВЛКСМ.

– Сёма, успокойся, – вытолкнул я.

– Да несправедливо же! – бушевал одноклассник. – На мыло их всех! Да вообще!

Я устало выгреб с места отяжелевшее тулово – мутило не понарошку.

«Слился-таки… – тяжко ворочались мысли. – Вышмыгнул в последний момент… Повезло. Вон, Колобок и от бабушки ушел, и от дедушки смылся, а хитрая лиса – ам! – и съела хвастливого пухляша… Выходит, мне есть, чем гордиться! Я оказался умнее сдобного теста – улизнул от Чернобурки…»