Спасти Цоя

Теперь следовало подгадать по времени, когда рабочие займутся этой нишей, чтобы успеть ночью заложить послание. Не откладывая, с волнением начал составлять текст на листе пергамена, как и следовало, на латыни: кратко поведал о том, как оказался в средневековой Риге, что назвался Конрадом, числюсь переписчиком книг в монастыре Святой Марии и молю его о помощи…

Поставил дату и подписался на средневековый манер – Алекс из Питера. А как еще? – я ведь и вправду из Питера, пусть го́рода пока нет и в помине. Друг у меня – толковый, уверен, сообразит, что это я. Да, забыл сказать, послание адресовал Шульцу из Риги. Да, вот так просто – Шульцу из Риги. Одному Богу, наверное, известно, каким образом письмо сможет попасть именно к тому Шульцу, которому предназначалось. Тут главное – твердо верить, что случится именно так, как задумано, ведь мысль – материальна. Для пущего подкрепления, как мог, я горячо помолился и принялся мастерить герметичный конверт из остатков дубленой свиной кожи, что шла на изготовление книжных переплетов. Прошив его суровой ниткой, вложил туда заветное письмо, запечатал и спрятал в карман до поры до времени…

В ночь с 20 на 21 апреля, когда монастырская братия погрузилась в сон, охраняемым небесными ангелами, я незаметно прокрался в западный коридор клуатра. Посветил зажигалкой и спокойно вздохнул – все было в порядке: леса на месте, известковый раствор и мастерок под рукой, письмо в кармане… Рабочие, к счастью, пока выбоину не тронули, хотя уже подобрались к ней впритык. Что ж, помогу им в работе, надеюсь, никто ничего не заметит… Вернулся в дормиторий так же тихо – оставался примерно час до пробуждения, когда монахи собираются на всенощную. Распираемый радостными предчувствиями, переполненный эмоциями, естественно, заснуть не смог…

Вы думаете, что Шульц появился на следующий день после закладки тайника? Глубоко ошибаетесь! Подобное случается разве что в сказках, фантастических фильмах или книгах про путешествия во времени. Увы, в моей горькой реальности произошло иначе. В мучительных ожиданиях прошла долгая весна, потом и нескончаемое лето… Наступила осень. Шульца все не было. Я стал замкнутым и молчаливым субъектом, хоть и раньше не отличался болтливостью, а тут, словно язык проглотил или, вернее сказать, принял обет молчания. Отдушиной служили книги да еще органные мессы, которыми я наслаждался во время церковных служб в соборе Святой Марии. В ту пору я подружился с монастырским органистом, немолодым монахом с изможденным худым лицом и тощим телом. Брат Бенедикт даже позволял мне раздувать меха, подменяя юных служек, чему те были несказанно рады – орган-то был духовой, ему требовались большие потоки воздуха, чтобы наполнять жестяные трубы инструмента энергией и силой. Манера игры у органиста была прелюбопытной – иногда он бил по клавишам кулаком, а порой даже локтем, напоминая мне эксцентричный стиль игры Кита Эмерсона, правда, молотил так не из позерства, а исключительно по необходимости, ведь клавиши у средневекового органа – широкие, неудобные для игры пальцами… Глядя на тщедушную фигуру брата Бенедикта за виртуозным музицированием, я удивлялся, как преображается неказистая внешность, становясь едва ли не привлекательной, и откуда у доходяги берутся физические силы, не иначе, как Всевышний помогает и сама божественная музыка. Как тут не воскликнуть – волшебная сила искусства!

…Я уже потерял всякую надежду, поскольку минуло больше пяти месяцев после закладки тайника. Стоял хмурый день начала октября… Я возвращался в клуатр, одухотворенный игрой брата Бенедикта, едва ступив на каменные плиты крестовой галереи, увидел монаха, неторопливо бредущего впереди меня. Порывистый ветер, прорывающийся внутрь галереи сквозь каменную аркаду, трепал полы его рясы и живописно вращал подле него ворохи опавших листьев, закручивая их в причудливые воронки. Видел, видел я уже эту завораживающую картинку, грезу наяву – в Домском соборе во время экскурсии, которую Шульц проводил для меня. Тогда я подумал, что лицезрею самого себя, стало быть, ошибся…

Я наблюдал за монахом со спины, но… явно этот анахорет был не из нашей обители, точно… хотя, впрочем… походка уж очень знакомая и совсем несвойственная монаху… раздолбайская и пританцовывающая… так только один человек ходил – мой незадачливый рижский друг!.. Неужели это Шульц?.. все внутри меня оборвалось, от волнения едва чувств не лишился, говорю без дураков, но все-таки нашел в себе силы – окликнул…

Конечно, это был Шульц! Вот чертяка – все-таки сделал это! Честно признаюсь, от нахлынувших чувств подкосились ноги, я едва не грохнулся наземь, но друг подоспел вовремя, чтобы поддержать мое обмякшее тело. В голове стучала лишь одна мысль – ты спасен, спасен!

– Откуда ты взялся? – только и смог вымолвить я.

– Считай, что с того света явился, – эхом отозвался Шульц, голос у него был сиплый и незнакомый, совсем чужой.