Спелый дождь

В глазах твоих откуда эта стынь?

На рынке изнасилованных истин

Горит наследство

Попранных святынь...

* * *

Стране,

В которой жизнь теряет цену,

Всё отдано.

Пуста душа. Готов.

Свое сыграл.

Других прошу на сцену -

В безликий зал

Паяцев и шутов.

Гляжу вокруг:

В речах, в деяньях - серо.

131

Пока бродил по серости дорог,

Спилась Любовь,

От слёз ослепла Вера,

Надежду сам я выгнал за порог.

МИФ

Все спуталось:

Погоны, флаги,

Трезвон идей и бубенцов.

Мои распухшие фаланги

Трещат под обувью бойцов.

Жри, миф кровавый,

Что прикупишь!

Тебе, опричный,

Сквозь века

Показывает

Мёртвый кукиш

Моя замёрзшая рука.

* * *

Мы с блеском лжём своей душе,

Больным.

Забытым.

И забитым.

И Апокалипсис уже

Стал повседневным нашим бытом.

* * *

Предпасхальное утро.

Снег.

Апрельская слякоть.

Между Богом и мной

Кто-то стал толмачом.

Не могу я с толпой

Ни смеяться, ни плакать.

Я попозже... Потом,

Когда будет о чём...

И мучитель, и раб,

Сын слепых поколений,

Выйду в чистое поле

В вечерний Четверг.

За слепцов и тупиц

Упаду на колени,

Чтоб Господь

Мою горькую мысль

Не отверг.

132

НА РУБЕЖЕ МОЁМ ПОСЛЕДНЕМ

Я уже писала, что со-

ставлять сборники муж

так и не научился. К соб-

ственным детям-стихам

объективным быть не

мог. Подборки делались

под настроение, а по-

том обнаруживалось, что

главное осталось «за бор-

том»... Так создавались и

«Молитвы времени разло-

ма». Разбираясь в остав-

шемся, я досадовала. К

счастью, в Вологодском

отделении Союза писате-

лей России подошла его очередь на брошюру из серии «Вологда-XXI век».

Сборник «Свобода - тягостная ноша» составляла я. Михаил в то время

был в больнице и только внёс коррективы. В Союзе писателей с текстами

согласились, только заголовок сборника не понравился (слишком публи-

цистично!). Был предложен другой - «Тягостная ноша», но мне он показал-

ся безликим, да и Михаил не согласился.

- Автор и есть публицист, - сказала я. - У него такое лицо. А «Тягостная

ноша»... что-то от такелажа: «Цемент», «Железный поток».

Тираж у этих малоформатных брошюр был приличный - 999 экземпля-

ров, их рассылали по области, раздавали школьным библиотекам. Резо-

нанс в прессе - нулевой.

...Он давно не выходит из дому. Собрания Союза писателей он и рань-

ше не очень-то жаловал, а тут появилась уважительная причина - бо-

лезнь. Он и рад.

Светлым пятном в конце девяностых была наша семейная дружба с

врачом детской поликлиники Верой Леонидовной Бузыкаевой. Вера ис-

кренне увлеклась творчеством Михаила Николаевича и приобщала дру-

гих. Часто бывала у нас дома как друг и врач. В ней было особое женское

обаяние, за которым, впрочем, ощущался твёрдый, мужской характер.

Она замыслила написать о Михаиле художественно-документальную кни-

гу, и не только с блеском выполнила задачу, но и издала книгу за счёт

своих скромных медицинских заработков, с привлечением спонсорских

средств. Книга «Нет, жизнь моя не горький дым...» получилась большая,

красивая. Но, несмотря на активную Верину пропаганду и положитель-

ные отзывы практически всех, кто её прочитал, достойного отклика книга

так и не получила, что больно ранило автора.

Почему так вышло? Осмелюсь предположить - по той же причине, по-

чему не нужен был сам Михаил Николаевич. Никому ничего особенно не

нужно, если перестаёшь «толкаться и давить». А «толкаться» Вера устала.

...Вспомнилось, как в 70-е годы прошлого века власть посчитала, что

Вологде для повышения престижа нужно иметь прирученного писателя-

классика. На роль мэтра был приглашён с Урала Виктор Астафьев. Ему

дали первоклассную квартиру и подарили мебельный гарнитур. Но Аста-

133

фьев не оправдал надежд: вёл себя независимо, а потом и вовсе уехал, да

ещё и написал по вологодским мотивам сатирическую повесть «Печаль-

ный детектив». Это кое-кого обидело («Гарнитур взял, а нас опозорил...»,

«После знакомства с этим произведением хочется помыть руки»). Когда я

рассказала об этом профессору Пермского университета Р. В. Коминой,

она засмеялась: «Писателям дарят не гарнитуры, а понимание».

Миша говорил о коллегах-писателях:

- Я никому ничего не желаю плохого. Но я им - не по зубам.

Болезнь скручивала его. К физическим страданиям добавлялись мо-

ральные. Мучаясь от душевной обособленности, всё больше замыкался в

себе.

КРЕСТ

Жизнь вечна

В мечтах дурака:

Признанье,

Раденье о благе...

Спокойно выводит рука

Раздумья мои на бумаге.

Мелеет надежды река.

Тень в чёрном,

Российские дроги...

Выводит рука старика

Знак Плюс

На вчерашней дороге.

* * *

Страшись безликой тишины,

Когда в безумной круговерти

И жизнь, и смерть

Обобщены

В таинственное жизнесмертье,

Где по команде слёзы льют

И выше смысла ставят фразу,

И любят нищие салют,

И умирают по приказу.

НЕИЗБЕЖНОСТЬ

Вере Бузыкаевой

Ты задай мне вопрос,

Не отвечу -

Задай его снова.

Может, вместе найдём -

Как с собой примирить это слово:

Превратиться в пыльцу,

Стать ничем

Под дождями, снегами.

Безразличное время

134

По лицам пройдет сапогами.

Как осмыслить ничто:

Беззащитность,

Бесправье,

Безгласье...

И при жизни ещё

Отыскать с неизбежным согласье.

* * *

Никого я в друзья не зову.

Ни пастух мне не нужен,

Ни стадо.