Специальность – хирург

Через три месяца ее не стало. Выдержка и внешнее спокойствие не покидали ее до последнего момента. Ничем она не выразила ни своих физических, ни своих моральных страданий. Ее муж так ни разу и не приходил к ней.

А несправедливость, жизненная несправедливость в отношении Бориса Александровича?

Это был очень большой, очень приятный, располагающий к себе красивый мужчина, внешне полный сил и энергии – врач-онколог по специальности. Он был одним из руководителей научно-исследовательского института онкологии…

Впервые я услышал о нем от его жены. Дело происходило так. Я находился в командировке в Москве. В один из перерывов между заседаниями ко мне подошла женщина средних лет с просьбой уделить ей несколько минут. Ее внешний вид – тревожные, озабоченные глаза, желтизна в общем-то молодого лица, скорбные складки в уголках рта, некоторая небрежность в прическе и одежде – говорил о тревоге, которая гложет ее, о заботе, о беспокойстве… Это я почувствовал сразу и понял сразу, глядя на нее. Интуиция не обманула меня. Так оно и оказалось.

Она назвала свою фамилию. Представилась профессором, заведующим кафедрой одного из медицинских институтов крупного южного города. Рассказала, что ее муж, врач, болен в течение последних трех месяцев, что его беспокоят боли в шее, что проводившееся до настоящего времени лечение улучшения не дает, что ей посоветовали обратиться ко мне, что, узнав о том, что я буду в Москве, она и приехала сюда, чтобы повидаться со мной. На не очень качественных рентгеновских снимках я увидел разрушение тела одного из нижних шейных позвонков. Ни сам рентгеновский снимок, ни рассказ о жалобах больного не позволяли даже приблизительно решить, что же у него случилось, чем он заболел.

Я сказал, что нужно детальное обследование, что я охотно выполню ее просьбу и помещу Бориса Александровича (так звали больного) в клинику для обследования, без которого не могу сказать чего-либо определенного.

На этом мы расстались.

Через несколько дней после этой встречи я вернулся домой, в клинику.

А вскоре приехал и Борис Александрович. Вот тогда-то я и увидел его впервые. Тогда он был большим, красивым, обаятельным, сильным и жизнерадостным, несмотря на то, что ему уже был вынесен приговор… Болен он был безнадежно… Он этого не знал. Я предполагал.

Он не узнает об этом до последней минуты. Не поверит в это. Такова уж психология больного человека. Человек не думает о худшем. Не верит в то, что это худшее может случиться с ним. С кем угодно, но не с ним. Таков в большинстве своем человек. Такова его психология. Это благодатное защитное свойство психики человека, попавшего в беду, захваченного намертво неизлечимой болезнью, скрашивает и облегчает последние дни его существования…

Потом я встречусь с Борисом Александровичем еще раз… Но об этом позже, потом.

Борис Александрович был помещен в палату. Потянулись нудные и тяжелые для больного, но крайне нужные и важные дни обследования. Множество различных анализов, различные рентгеновские снимки и методы обследования, расспросы, осмотры, еще раз осмотры и еще, и еще, и еще…

Часто и подолгу я беседовал с Борисом Александровичем. Вначале это были просто беседы врача с пациентом, а потом они как бы перешли эту условную границу. Он, Борис Александрович, заинтересовал меня как человек, как врач, да не просто врач, а врач-онколог, который повседневно сталкивался с безнадежными больными. И вот теперь он болен сам. Может быть, болезнь его окажется неизлечимой… Скорее всего так…

Незаурядный ум, доброта, сердечность, внимание к людским судьбам – такими качествами был наделен мой пациент. Хороший специалист, отлично ориентированный в своей специальности, наделенный большими и разносторонними знаниями, блестящий клиницист, хороший организатор – таким я увидел Бориса Александровича. Позже это впечатление подтвердится словами его сотрудников, товарищами по работе, руководителем института, в котором он работал. Отношение к нему его коллег и сотрудников я увижу потом, позже, когда мы встретимся во второй и последний раз…

Живой интерес к окружающему, к моей специальности, от которой ранее он был весьма далек, к судьбам окружающих его больных людей, к возможностям моей специальности – вот что характеризовало Бориса Александровича. Он вникал в детали, подробно и, пожалуй, порой дотошно расспрашивал меня о возможностях излечения того или иного из своих соседей, о перспективах их приспособления к жизни, о возможности устранения слишком броских, внешне проявляющих себя признаков болезни, столь характерных для моих ортопедических пациентов. Его интересовало все. И причины наших ортопедических болезней, и частота этих болезней, и судьбы людей, и процент излечимости, и способы и методы лечения, и все прочее.