Специальность – хирург

Тревожными были эти три недели. Наконец, наступил долгожданный день. Была снята повязка и швы. Нога выглядела нормально. Кроме послеоперационного рубца, она внешне ничем не отличалась от другой ноги. С большим трудом я подавил в себе обуревавшее меня желание воспроизвести полный объем движений и ограничился только тем, что позволил сделать минимальные качательные движения в новом суставе…

В последующие дни я почти не отходил от Гены. Меня буквально тянуло к нему. Мне казалось, что в мое отсутствие может случиться что-то непредвиденное, страшное. Каждый день несколько наращивалась амплитуда движений в новом суставе. Эти движения были болезненными. Мышцы отвыкли сокращаться, отвыкли от свойственной им деятельности. Отвыкли от движений окружающие сустав другие анатомические образования и, в первую очередь, крупные кровеносные сосуды и нервы. По этим причинам наращивать движения в суставе следовало очень осторожно, дозированно, бережно.

При движениях сустав поскрипывал. Это было расценено как отсутствие «смазки» внутри сустава – ведь он не имел синовиальной оболочки, внутренней оболочки капсулы сустава, которая в нормальном суставе вырабатывает смазку – синовиальную жидкость. Как восполнить это? Чем заменить естественную смазку нормального сустава? Решил сделать искусственную смазку. Мой выбор остановился на персиковом масле, предварительно простерилизованном и смешанном с новокаином. Двадцать миллилитров такого масла и было введено Гене в новый сустав. Движения в суставе стали более плавными, исчез скрип, а от примеси новокаина почти полностью исчезли боли. Восстановление движений в суставе пошло быстрее, увереннее…

Через шесть недель с момента операции стали появляться уже и активные движения в суставе – за счет напряжения его собственных мышц, а к концу третьего месяца движения восстановились в достаточном объеме. Гена мог сгибать ногу до прямого угла – это уже давало ему возможность сидеть на стуле, если бы не вторая, неподвижная в тазобедренном суставе нога. Радовали не только возраставшие в объеме движения в новом суставе, но и крепнущие мышцы бедра, что вселяло надежду на последующую полноценную работу ноги.

Через четыре месяца я сделал операцию внутрисуставного протезирования на втором суставе. И с этой операцией Гена справился хорошо. И во втором суставе движения восстановились достаточно полно.

Через восемь месяцев, с момента первой операции на правом тазобедренном суставе, Гена сам ушел домой…

И вот с тех пор прошло более двадцати лет. Я пристально следил за Гениной жизнью. Сначала он выходил на улицу на костылях. Вот он первый раз опять попал в кинотеатр и просидел (просидел в кресле!) целый сеанс!!! Это поймет и оценит только тот, кто в молодости в течение десяти лет не мог посещать кинотеатра из-за того, что не мог сидеть! Не мог делать того, что обычные здоровые люди делают ежеминутно, не задумываясь над этим. Потом оставил один костыль и стал ходить с помощью трости и другого костыля. Вот, наконец, он бросил костыли, которые столько лет были постоянными его спутниками.

В 1975 году я был приглашен в Харьков на шестой Всеукраинский съезд ортопедов-травматологов Украины. Эмблемой своего съезда украинские коллеги избрали изображение торжествующего выздоровевшего молодого человека, ломающего костыль из-за ненадобности. В зале, над столом президиума, висело большое панно с изображением этой эмблемы. А я, увидев его, вспомнил Гену, когда более двадцати лет тому назад он у меня в кабинете оставил свой костыль и ушел без него…

Гена поступил в институт, окончил его и работает. Он инженер-экономист. Женился. У него родилась дочь. Изредка я бываю у них дома. И каждый раз, конечно, смотрю на его ноги… Вижу, как уверенно он ходит, и радуюсь за него…

Вторым моим пациентом с болезнью Бехтерева был Николай В., о котором я упоминал ранее. Его исходное состояние было более тяжелым – помимо тазобедренных, болезнь сковала и коленные суставы. Он не мог не только вставать с постели, но даже и повернуться без посторонней помощи.

Я оперировал его вначале на одном суставе, а затем, через определенный промежуток времени, на другом. После первой операции я подметил, что Николай стал хорошо – почти полностью – открывать рот. Я не мог найти объяснения этому. Потом, накопив опыт и количество наблюдений, я подметил, что совершенно закономерно увеличивается объем движений в суставах, в которых эти движения были ограничены, но в какой-то степени сохранены, после операции на другом неподвижном суставе. Позже французские ортопеды описали подобное же наблюдение. Видимо, этот эффект «развязывания» движений в таких суставах с ограниченной подвижностью зависел от общего воздействия на организм больного, связанного с оперативным вмешательством, неизбежным кровоизлиянием в ткани, наподобие того, как действует введение экстракта алоэ и других веществ, вызывающих общелечебный эффект.