Спецхранилище

– Не в то горло попало? – посочувствовал он.

– Не понимаю, что со мной.

– Мне нужно идти. Флягу оставь себе. Если вдруг понадоблюсь, вот телефон.

На прощание он пихнул в мои одеревеневшие пальцы кусочек картона.

Гордеев давно ушел, а я все стоял, согнувшись в три погибели, упираясь ладонями в колени, и разглядывал землю перед собой. Мой организм больше не хотел высокоградусного пойла ни в каком виде. Даже коньяк десятилетней выдержки, который вовсе и не похож на алкоголь, скорее на мультифруктовый сок, – даже его постигнет участь отправиться не в кровь, а под ноги.

Я больше не хотел пить. Совсем.

Стоило только подумать о водке, как к горлу подступал тошнотворный ком, а виски охватывала ломота.

Пришелец что-то повредил у меня в мозгах, что-то нарушил в связях психики и физиологии. Даже если бы я очень-очень захотел, то все равно не смог бы проглотить ни грамма.

* * *

В Коровьино мы вернулись далеко за полночь. Ми-8 приземлился на пустынную дорогу возле фабрики, высадил нас и поднялся в ночное небо. Я подумал, что в первую очередь должен зайти к родителям Морозова, но человек в штатском, сопровождавший нас в полете, сообщил, что «соответствующие люди» уже сделали это. Все равно надо будет завтра зайти.

Мы очень тепло попрощались с Тарасычем и Ореховым и устало разбрелись в разные стороны по темным улицам. Теперь уж не знаю, когда увидимся. Хоть мы и герои, но с этого момента герои безработные. Надо будет позвонить Гаджиеву, поинтересоваться дальнейшей судьбой. Но это завтра, завтра… Я вошел в пустую квартиру, не включая свет, в одежде повалился на диван и моментально уснул.

* * *

Проснулся я от того, что солнечные лучи пробивались сквозь занавески и беззастенчиво светили в глаза сквозь закрытые веки. Я загородился от них ладонью, попытался поспать еще немного, держа руку на весу, но это оказалось невозможно. Пришлось сесть. От одежды воняло потом, во рту было сухо и гадко, в желудке пусто. Я нашел в холодильнике полулитровую банку деревенской сметаны и стал хлебать ее столовой ложкой, закусывая черствым пшеничным хлебом. Для придания завтраку атмосферы был включен телевизор.

Пощелкав пультом по восьми каналам, транслируемым местной телевышкой, я наткнулся на утреннее шоу, в котором некий астролог с лицом в бородавках горячо убеждал молоденькую ведущую о грядущем конце света:

– Сегодняшний день отмечен черным во всех астрологических календарях, ибо пришел час расплаты за совершенные грехи. Как сказано в откровении Иоанна Богослова: «И выйдет из моря Зверь с семью головами и десятью рогами; и дана ему власть над всяким коленом и народом, языком и племенем; и поклонятся ему все живущие на земле». Приход этих событий предвозвещен! Планеты выстроились в ряд. Клянусь вам, сегодня наступит апокалипсис!

– И-и-и… – озадаченно протянула ведущая, усиленно подбирая в уме удачное продолжение, – …в некотором смысле эти слова верны, потому что выходные закончились и нас ждет длинная рабочая неделя!

Я выключил телевизор и проглотил еще ложку сметаны.

Выведав у бабушки Нюры, как найти дом ее сестры в деревне Пеньки, я отправился в путь-дорогу. Утро было солнечным, одинокие взрослые торопились на работу: кто на фабрику, кто на рейсовый автобус, идущий в город. На лицах людей отпечаталось потрясение от вчерашних суматошных событий. Многие наблюдали зарево за холмом, слышали взрывы, видели войска, проходящие по окраине поселка, и уже знали об установленном военными кордоне, запрещающем любое движение по дорогам на север. Интересно, сообщат ли в новостях о гибели мотострелкового взвода? Если да, то как преподнесут эти события обывателям? Как несчастный случай? Взрыв боеприпасов? Террористический акт? В любом случае, не стоит ждать истины. Легче соврать, чем пускаться в объяснения про пришельцев и близкий конец света.

Я вышел из Коровьина и отравился по старой бетонке в направлении деревни Пеньки. Дорога тянулась по окраине леса. Светило солнышко, легкий ветерок подгонял в спину, деревья шумели листьями и качали ветвями. Периодически я поглядывал на небо. Из головы не выходило, что где-то в космосе рядом с Землей висит огромный корабль пришельцев, называемый «матка». Висит и чего-то ждет. Чего? Я не знал. Лишь одно утешало – что мне теперь не нужно забивать этим голову.

Избушка сестры бабы Нюры стояла на дальнем краю деревни, за прудиком, поросшим камышами. Калитка была распахнута, во дворе гуляли куры. Я вошел во двор, и почти сразу мне навстречу с крыльца соскочило что-то маленькое, взлохмаченное, с радостным визгом машущее конечностями:

– Папа! Папочка! Папочка-а-а!!

Настюня бросилась мне на шею. На ней было лимонное платье с какими-то букашками. Я прижал ее к себе, поцеловал в крутой лобик.

– Фу, какой ты колючий! – засмеялась она.

Ее правое запястье перетягивал бинт.

– Что это?

– А-а, – отмахнулась она, – порезалась. Ерунда.

– Где мама?

– Вон там! – Она указала на раскрытые окна дома. – В большой комнате.

– Большую комнату в избах называют горницей.