Тела двух молодых страстных любовников сплелись в жарком экстазе. Разгоряченные за день, сейчас остывали они, покрывая друг друга потом, обдуваемые прохладным ветром с Амударьи, и давая волю накопившимся за несколько дней чувствам. Боль сладостного проникновения пронзала ее, а его стискивала любовная нега — узкая и тесная как пещеры Панжерского ущелья, в которое они так и не попали, она давала ему возможность насладиться собой. Ведь как для мужчины приятно обладание такой чувственной красой, осознание того, что сейчас, в эту минуту и навсегда, принадлежать она будет только тебе…
Какое тут — в таком порыве — заметить, что из сброшенного наспех боекомплекта пропала одна граната. Что за потеря, когда, кажется, сейчас внутри тебя произойдет такой силы взрыв, что и от тебя самого-то ничего не останется — весь ты останешься в ней, навеки подарив самое дорогое, что у тебя есть, этой, совсем по сути не знакомой, но такой прекрасной женщине…
Хотя, конечно, он чувствовал на себе снова чей-то взгляд — но на сей раз списал на паранойю. Слишком напряжена была атмосфера, в таких случаях мания преследования не редкость. Да и потом — пускай себе англичанин ими любуется. В конце концов, он же не контрреволюционные разговоры ведет с Фузаил-Максумом…
Так продолжалось еще несколько дней — они встречались в излюбленном месте у вишневого сада и любили друг друга с такой силой и страстью, что, казалось, издаваемые ими в минуты экстаза крики озаряют и будят всю Бухару, которая, хоть и далеко, а слышит радость от соития двух тел и двух душ. В один из дней на обратном пути, едва волоча ноги после жаркого совокупления, он вновь встретил своего ночного визави.
— Добрый вечер, мистер Козлов.
— А, это Вы, — на проявление негативных эмоций уже не осталось сил. — Что Вы хотите?
— Вам уже приказали, а Вы все продолжаете…
— А Вам-то что за дело? В ЧК нанялись?
— Не шутите. Обстановка накаляется, Энвер-паша начал метаться…
— С чего это Вы решили?
— Скоро сами узнаете. Знаете, как говорил Талейран? «Вовремя предать — это не предать, а предвидеть».
— И что Вы мне предлагаете… предвидеть?
— Хотя бы то, что спустя несколько лет Бухара утонет в крови, если не предпринять ничего сейчас, немедленно. Советская власть не должна здесь насаждаться, и Вы это отлично понимаете. Невозможно оторвать народ от привычной ему жизни, от знакомых укладов, и сделать его счастливым принудительно. Поймите Вы наконец, что даже если наводнить всю Бухару комиссарами, от этого не пропадут баи — тут веками так жили. Просто они обрядятся в комиссаров…
— Так… Кнут не подействовал, решили применить пряник? Взываете к здравому смыслу?
— Бросьте. Вы отлично знаете, что кнута к Вам я еще не применял. Просто пытаюсь достучаться до Вашего сердца — я вижу, что оно у Вас есть…
— Вы полагаете, что социально несправедливый строй может удовлетворять население? Что, принудительно покончив с ним, нельзя повести народ к исходу, наилучшему для него?
— Что Вы знаете о социальной справедливости?!
— Ну уж конечно. Только Вы и знаете, подданный колониальной страны, живущей одной только эксплуатацией!
— У нас справедливости, да будет Вам известно, больше, чем в Советской России. Потому что справедливость это, в первую очередь, социальные гарантии. Еда и крыша над головой. Ваш же Карл Маркс говорил, что на голодный желудок и без крыши над головой не думается о высоких материях! В России этого нет!
— Пока нет. Но очень скоро будет.
— Ха-ха! Когда?! Лет через 200? А пока Ленин хочет обездолить и несчастных узбеков — вовлечь их собственность в средства производства и призвать их подождать, пока те начнут обеспечивать многомиллионное государство, живущее в условиях экономической блокады, прибылями.
Они смотрели друг на друга не понимающе — каждому казалось, что только он-то и знает все о социальной справедливости и свободе. Рейли — Стоквеллу так казалось с высоты прожитых лет, Николаю — с высоты исторического опыта. Никто не слышал друг друга. Диалог был обречен.
— Слушайте, Стоквелл или как Вас там. Не выйдет у нас с Вами ничего. Можете сообщать обо мне куда хотите, доносить. Пусть меня расстреляют в конце концов — мне самому уже жутко надоело здешнее пребывание. Но предателя из меня, солдата Советского Союза, сделать не получится…
Николай ушел, оставив собеседника наедине со своими мыслями. Покидая место встречи, Рейли злился — он решил наконец проучить вздорного мальчишку и поставить его на место. Не знал, что Его Величество Случай уже сделал за него практически всю его работу.