Спецпохороны в полночь: Записки "печальных дел мастера"

Но на этом история с памятником не закончилась. Моя подопечная, вдова писателя, чьи произведения отнюдь не пользовались "всенародным" спросом, решила отблагодарить директора каменотесного завода за качественно выполненное надгробие для могилы мужа. И она, видно, давно не вникавшая в течение обыденной жизни, мало связанная с решениями-постановлениями аппаратных вершителей судеб, не нашла ничего лучшего, как отдарить моего Володю десятитомником своего любимого усопшего мужа…

Володя (дело было при мне) воздел руки горе, потом решительно отодвинул увесистый подарок в сторону дарительницы. Но моя вдова не сдавалась — придвинула ближе к его рукам. Но и Володя проявил упорство — опять передвинул к несколько изумленной даме. И так было до трех раз. После чего несокрушимый директор завода по изготовлению надгробий заявил:

— Никаких подарков. Имею опыт. Когда устанавливали памятник матери Брежнева, ко мне подошла какая-то его родственница и сунула в карман коробочку со словами благодарности, само собой. Когда же я открыл эту коробочку, — ахнул — в ней лежали очень, очень дорогие золотые часы с золотой цепью фирмы "Омега". Я прошел к себе в кабинет. Там меня уже ждали. "Где то, что вам подарили?" "Вот, — говорю, — возьмите, пожалуйста". Взяли и порадовали: "Ваше счастье, что вернули, иначе бы пришлось ходить босиком по льду".

Между прочим, как известно, Сталин не доехал до Гори и не присутствовал на похоронах матери, которую, как рассказывают, любил. Поезд, в котором он ехал, остановил Берия и нашептал вождю, что, мол, спешить в Гори совсем неразумно… готовится покушение… И "мудрый вождь и учитель всего прогрессивного человечества" отрекся от традиции своего народа, не рискнул попрощаться с усопшей матерью… Такие дела…

А Жора-таки ввел моду на красный панбархат… Представители и представительницы высшего партийно-государственного "света" с одобрением восприняли новшество и то и дело стали просить его "оформить" могилу красным… чтоб "не было видно земли", чтоб "вид земли не действовал на нервы…" Жора выписывал со склада то алый панбархат, то красный шелк, — что наличествовало, и превращал место успокоения своих "начальников" и их родных в своеобразную, сплошь обтянутую материей шкатулочку…

А почему бы и нет? Раз "им" так нравится, раз пошла такая мода. И кому в убыток эти метры красной материи? Они же государственные, то есть, по сути, ничьи… Народ вряд ли одобрил бы такой изыск? А откуда он узнает, как там, у "верхних", все происходит? Разве многочисленные охранники и оберегатели не бдят?

А то, что простые смертные часто вынуждены опускать гробы со своими дорогими усопшими прямо в воду, в болотистую топь, — что ж, грустно, конечно, да ведь на всех сухих мест не хватит… Простой смертный всегда должен со стыдом чувствовать, как много его развелось, и сдерживать свои желания и хотения, не претендовать, одним словом.

Так или иначе рассуждает кремлевская знать, приученная жить на всем готовом, но, как показали дальнейшие события, их вечная вера в собственную избранность и абсолютную безнаказанность имела свои пределы… Народ безмолвствовал, безмолвствовал и вроде бы внезапно взбунтовал…

Полно, дамы и господа! Никакой внезапности нет. И прежде чем выйти на митинги и демонстрации против коррумпированного чиновничества, против их "спевки" с мафией, встать на забастовки, — сколько весело-бесстрашных анекдотов бодрило народный дух! Именно анекдоты давали самое верное представление об отношении народа к корыстным властолюбцам, отражали социальный и психологический настрой определенного отрезка времени, учили не мириться с официальной "брехоловкой" по поводу "очередных наших крупных достижений", которые будто бы "потрясли весь мир"…

Из-под многих засидевшихся величавых задов повыбил троны народный гнев… А мой Жора как выполнял, так и продолжает выполнять свои печальные обязанности. Что ни говорите, а в любое, даже самое смутное время, профессионалы-похоронщики нужны. Как без них? Да, к сожалению, и особенно в смутное время, когда льется кровь, свирепствует межнациональная и межклановая рознь…

А я еще помню совсем кондовые эпизоды из нашей с вами жизни… Как, к примеру, министр культуры, мадам Фурцева, вызвала к себе Константина Георгиевича Паустовского и строгонько так спросила:

— Вы что же, Константин Георгиевич, против советской власти?

Только на том основании задала этот вопрос известному, прославленному писателю, что его точка зрения на другого писателя не совпадала с ее. Так мы жили и работали! При таком "досмотре" со стороны тех, кто все блага и привилегии черпал, не считая, из государственного кармана, а, по сути, хищнически отнимал у бедняков, инвалидов, сирот, и при этом требовал величайшего почтения к "своей", очень им удобной власти и более того — неустанного восхваления сущего.

Что же ответил руководящей даме Константин Паустовский? А вот что:

— Если советская власть поддерживает доносчиков, я против нее.