Велимир Владимирович Хлебников

Спички судьбы

I часть: «Чурель! Чарель!»

«Люди, когда они любят…»

Люди, когда они любят,Делающие длинные взглядыИ испускающие длинные вздохи.Звери, когда они любят,Наливающие в глаза мутьИ делающие удила из пены.Солнца, когда они любят,

Закрывающие ночи тканью из земельИ шествующие с пляской к своему другу.Боги, когда они любят,Замыкающие в меру трепет вселенной,Как Пушкин – жар любви горничной Волконского.

«Мы чаруемся и чураемся…»

Мы чаруемся и чураемся.Там чаруясь, здесь чураясь.То чурахарь, то чарахарь.Здесь чуриль, там чариль.Из чурыни взор чарыни.Есть чуравель, есть чаравель.Чарари! Чурари!

Чурель! Чарель!Чареса и чуреса.И чурайся, и чаруйся.

«Я славлю лёт его насилий…»

Я славлю лёт его насилий,Тех крыл, что в даль меня носили,Свод синезначимой свободы,Под круги солнечных ободий,Туда, под самый-самый верх,Где вечно песен белый стерх.

«Вечер. Тени…»

Вечер. Тени.Сени. Лени.

Мы сидели, вечер пья.В каждом глазе – бег оленя,В каждом взоре – лёт копья.И когда на закате кипела вселенская ярь,Из лавчонки вылетел мальчонка,Провожаемый возгласом: «Жарь!»И скорее справа, чем правый,Я был более слово, чем слева.

«Стенал я, любил я, своей называл…»

Стенал я, любил я, своей называлТу, чья невинность в сказку вошла,Ту, что о мне лишь цвела и жилаИ счастью нас отдала ‹…›

Но Крысолов верховный «крыса» вскрикнулИ кинулся, лаем длившись, за «крысой» —И вот уже в липах небога,И зыбятся свечи у гроба.

«Бобэоби пелись губы…»

Бобэоби пелись губы,Вээоми пелись взоры,Пиээо пелись брови,Лиэээй пелся облик,Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.Так на холсте каких-то соответствийВне протяжения жило Лицо.

Вам