Спиною к Западной Стене (СИ)

  - Кроме Вас ни на кого надежды нет. Я и к Распорядителю ходил, просил, в ногах валялся. Ну ведь не виноват парнишка ни в чем, зачем же его так?

  - Тихо, тихо, ты что плачешь-то? Стыдись. Ладно, я подумаю. Но смотри, если все-таки в повязке дело... Смотри! А ну, сидеть! - вдруг рявкнул Коммодор, заметив, что Лицедей вот-вот сползет с сидения и рухнет перед ним на колени. - Тут тебе не театр. На, утрись лучше.

  Коммодор вытащил из кармана платок и протянул Лицедею. Платок был несвежий, с утра Коммодора одолевал насморк. "Утрется или побрезгует?" Лицедей принял платок с поклоном и тщательно вытер лицо.

  - Можешь оставить себе. Да, вот еще что. Сегодня буду говорить на площади. Поедешь со мной. Слушай внимательно, потом выйдешь перед ними сам. И скажешь... Впрочем, не мне тебя учить. Все. Отдышись, отряхнись и готовься.

  Лицедей часто закивал и начал стирать грязь с дорогих панталон и башмаков.

  Коммодор отвернулся и стал смотреть в окно. Людей на улицах прибывало, они что-то кричали и радостно махали Коммодору, а он улыбался и махал в ответ.

  ***

  Раз-два, раз-два, раз-два. Под бой барабанов и бодрое завывание духовых, особой, месяцами отработанной походкой, высоко вскидывая руки и грохоча по брусчатке тяжелыми башмаками, выходила на площадь Гвардейская Сотня Светлейшего. На самом деле, в этой Сотне служили тысячи, а еще тысячи мечтали оказаться в ее рядах. Кормили сытно, платили щедро, гоняли много. Ну гоняли, и что? Служба есть служба.

  - Молодцы. Хорошо идут. - похвалил Коммодор.

  - Еще бы они плохо ходили, - ответил Распорядитель. - Вот они у меня все где - и сжал кулак.

  Коммодор пожевал губами.

  - Лицедей тут жаловался. Внучатого племянника, говорит, взяли. За что?

  - За что обычно. Синяя повязка.

  - А на самом деле?

  - Да за повязку, я же говорю, Светлейший. Не веришь?

  - Нет.

  - Ладно. Повязки в его доме мои люди разложили, аккуратно. А на самом деле... Дурак он. Предупреждали трижды.

  - О чем предупреждали?

  - Чтобы на поля - те, что за Северной стеной - не совался.

  - Дались тебе поля эти. Что там?

  - А ты будто не знаешь, Светлейший. Яйцеголовник там. Высокий такой, жирный. Отборный. Листик к листику, цветочек к цветочку. Раз понюхал - на целую неделю счастье.

  - Я же распорядился...

  - Так мы выполнили. Все в точности. Но ты же про поля за Северной стеной ничего не говорил, так ведь?

  Коммодор опять промолчал.

  - Так вот. Сопляк этот своих людей туда отрядил. Чтобы, значит, яйцеголовник собрать. Наш, между прочим.

  - Что значит наш?! - вскинулся Коммодор.

  - То и значит. Мой, твой и еще кое-кого. Летний дворец на какие шиши, думаешь, строили? Вот на эти самые.

  Коммодору отчаянно захотелось сплюнуть, но при таком стечении народа это было неудобно.

  - Цепень, кто еще знает?

  - Никто. Кроме этого сопляка. Как проведал, ума не приложу. Но этот не расскажет. Мы у него в доме знаешь сколько синих повязок нашли? На целый отряд хватит. Ну и ножи там, понятное дело, стрелы, яд для наконечников. Много чего. - Цепень довольно загукал. - Не волнуйся, Светлейший, у меня всегда чисто, слежу.

  - Нехорошо получилось, - поморщился Коммодор. - Я старику обещал разобраться.

  - Ну так и разобрался уже! Измена. Ясно как день - измена. Чего тут еще разбираться?

  Коммодор кивнул. Измена - дело серьезное. Тут даже сам Коммодор ничем не может помочь.

  ***

  - С нами Правда и Свет!

  Правая рука Коммодора рассекла воздух и начала движение вверх.

  - С нами Правда и Свет! Слава Светлейшему!

  Площадь ответила Коммодору ревом тысяч глоток и тысячами одновременно взметнувшихся рук. Он вдруг почувствовал, что ногу сводит судорогой от напряжения и взялся за перила.

  - Светлейшему слава! Слава!

  Рев над площадью не стихал, а, наоборот, разрастался. Ему уже не хватало этого огромного пространства, он заполнил его целиком и теперь растекался по окрестным улицам. Коммодор чувствовал себя смертельно уставшим и абсолютно счастливым. Они меня любят, Они мне верят. Это мои люди, поняли вы все? Я, замызганный сопляк с Западной улицы, я, у которого столько раз от отцовского ремня горела спина; я, который еле уворачивался от выплескиваемых вами помоев, я... Съели? Мои люди все сделают, все, что прикажу только дай знак. А ведь я дал, дал этот знак. Теперь, главное, переть напролом, ничего не бояться. Теперь...

  - Я закончил. - бросил Коммодор стоявшему позади Лицедею. - Теперь ты скажи.

  И похлопал старика по плечу.

  Лицедей умел говорить. Сегодня его голос звучал низко, гортанно и властно. Слова падали в толпу, как ядра, и гул на площади постепенно стих.

  Война. Да, именно этого и ждал Коммодор от Лицедея. Пусть лучше он это скажет. Враги. Происки. Тьма, которая сгущается вокруг Крепости, уже готовая поглотить и древние стены, и живущих \под их защитой. Это ты, Лицедей, хорошо завернул, молодец. Поможем нашим братьям, которые... Какие, к дьяволу, они нам братья?! Ладно, пусть будут братья. Красиво. Так, дальше. Неизбежные жертвы во имя... Дурак. Куда спешим-то? Вот будут жертвы, тогда и про неизбежность вспомним. А ведь будут, будут жертвы-то... Коммодору на миг стало не по себе.