Комната была размером со спальню средних размеров, но стены каменные и пол бетонный, такой, будто залили слишком толстым слоем и не удосужились выровнять, и он застыл холмами и долинами. На стене, к которой я подобралась, были потеки воды, в углу она стояла мелкой лужицей. Неудивительно, что я очнулась, дрожа от холода. Мы в подземелье? В середине потолка висела тусклая голая лампочка. Из мебели в комнате был только большой деревянный стол, с виду прочный и тяжелый — почему, наверное, и оказался здесь: слишком трудно вытащить. Я даже оглянулась на дверь, прикидывая, не собрали ли стол прямо в этой комнате, иначе как бы он сюда попал? Потом я перестала заниматься расчетами передвижения мебели и стала рассматривать единственный другой имеющийся предмет: штабель деревянных ящиков у дальней стены, кое-как прикрытый грязным брезентом — будто кто-то начал их накрывать, но так и не закончил. Под брезентом могло быть еще что-нибудь, но мне надо было ползти туда дюйм за дюймом, извиваясь как гусеница. Кроме того, за мной наблюдали. И вряд ли мне разрешат подобраться к чему-нибудь, что может перерезать веревки.
Но все же стоило попытаться подлезть к ящикам поближе — это единственный предмет в комнате, внушавший какие-то надежды. Все остальное для перерезания веревок было бесполезно, насколько я могла оценить. Еще я поняла, что когда-то назвала бы это помещение темным, но год прожила в подземелье «Цирка Проклятых». Там помещения — часть системы пещер под Сент-Луисом, и у меня понятия о тусклом освещении сместились. Ночное зрение у меня всегда было хорошим, но, может быть, живущие во мне звери подарили мне не только силу и быстроту свыше нормальных человеческих. Вроде ночное зрение стало улучшаться.
Я услышала, что у двери кто-то есть. Ничего не шевельнулось — кроме моей головы и тела, когда я повернулась к двери, ожидая, чтобы она открылась. Мне не пришлось шифроваться, скрывая что-либо, и это даже как-то обидно.
Вошел арлекин в черном плаще и белой маске под капюшоном. Он был выше вервольфа, следовательно, новый — или тот, кого в лесу мы с Эдуардом видели мельком. (Я не тешила себя надеждой, что Эдуард меня спасет: если кто это и сделает, так только я сама, но все равно было приятно, что он где-то есть. Я знала, что он землю и небо перевернет, чтобы меня найти. Знала — потому что сама для него сделала бы то же самое.)
— Тебе нужно будет убрать щиты, чтобы Мать Нас Всех взяла твое тело.
Голос у него был совершенно человеческий, без всякого рычания, и звучал очень разумно, — если не вникать в смысл.
— В этом случае, я думаю, мне не захочется их убирать, — ответила я столь же рассудительным тоном.
— Мы предвидели этот ответ.
Он развернулся в вихре черного плаща, на миг закрыв от меня дверь. Наверняка эти упражнения с плащом были отработаны для вящего эффекта. Когда он от двери отступил, стали видны еще три арлекина — они стояли, держа кого-то на руках. Двое держали его за руки, скованные за спиной, третий — за скованные ноги. Черные густые волосы упали, скрывая лицо. Первая мысль была — Бернардо, но его энергия ударила в меня танцующими искрами. Оборотень.
Сердце у меня забилось в горле — ничего хорошего ждать не приходилось. Твою ж мать.
— Если перекинешься — застрелим, — сказал высокий с рассудительным голосом.
Лисандро — поскольку это наверняка был он — что-то промычал, и я поняла, еще не видя, что у него кляп. Глаза уже стали из темных черными — для него это начало превращения.
Рассудительный вытащил из-за спины пистолет.
— Не надо! — сказала я.
— Я его предупредил, — ответил арлекин и приложил пистолет к ноге Лисандро выше колена.
Лисандро смотрел на меня, в глазах его были гнев и энергия, но не страх.
Арлекин спустил курок — выстрел в каменных стенах прозвучал громом. Эхо отразилось от стен, заглушив почти все звуки, которые издал Лисандро. Он не завопил, но и молчать не мог, когда пуля разорвала ему колено. И не мог не вырываться, когда его корежило от боли, но три арлекина держали так, будто все его дергания — ерунда, и они могут так всю ночь. Когда он затих, из ноги текла струйка крови и стекала на пол. Трое похитителей смотрели прямо перед собой, как солдаты на параде. Это отсутствие реакции пугало сильнее выстрела.
На фоне звона в ушах высоко и тонко прозвучал голос разговорчивого арлекина:
— Это была свинцовая пуля, рана быстро заживет. — Он вытащил из-за спины другой пистолет — я подумала, что же у него за кобура такая. — Этот заряжен серебряными. Сперва я тебя искалечу, потом убью. У нас хватит других заложников, Лисандро. Какое симпатичное имя для такого мужественного красавца. — Арлекин обернулся ко мне: — Как по-твоему, он красив, Анита?
— Ты знаешь наши имена. Как зовут тебя?
— Мы — Арлекины. Этого достаточно.
— То есть вас всех называть Арлекинами, как всех собак — Бобиками? Брось, у вас наверняка есть имена.
— Мы — Арлекины.
— Ладно, Арлик, чего ты хочешь?
— Ты знаешь, что меня зовут не Арлик.
— Скажи свое имя, я тебя буду им называть.
— Мать Нас Всех запретила сообщать тебе наши имена.