Конечно, я молюсь, прося Бога оставить мне Остин. Но разве я не молилась о мамином выздоровлении? О том, чтобы выжила Санквита? Увы, молитвы остались безответными.
Стены офиса Кирстен Шерцинг увешаны фотографиями улыбающихся детишек, счастливых семей, стариков, с довольным видом восседающих в креслах-каталках, и жизнерадостных инвалидов. Как видно, у этой женщины с пронзительным, всезнающим взглядом отзывчивая и добрая душа. Но пока у меня не было возможности в этом убедиться. С нами она держится холодно и официально.
– Спасибо, что пришли, – говорит она, закрывая за нами дверь. – Садитесь, прошу вас.
Мы с Брэдом опускаемся в кресла, Кирстен садится на деревянный стул напротив нас, на коленях у нее блокнот, закрепленный на пластиковой дощечке. Пока я рассказываю о Санквите и ее предсмертной просьбе, Кирстен делает в блокноте какие-то записи, потом начинает листать блокнот, просматривая записи, которые сделала раньше.
– Согласно записям в медицинской карте, после кесарева сечения Санквита впала в коматозное состояние. По свидетельствам медперсонала, в течение последних тринадцати часов перед смертью она не приходила в сознание. Однако вы утверждаете, что разговаривали с ней, – произносит она тоном следователя, допрашивающего преступницу.
– Да, разговаривала, – отвечаю я, стараясь говорить как можно тверже. – Вечером того дня, когда ребенок появился на свет, Санквита очнулась.
Кирстен сосредоточенно записывает:
– Значит, она очнулась и попросила вас усыновить ребенка?
– Именно так.
Она вскидывает бровь и снова принимается писать.
– Кто-нибудь еще при этом присутствовал?
– Нет. Но утром, по дороге в клинику, Санквита сказала мисс Джин, директору приюта, что в случае своей смерти она хотела бы… хотела, чтобы я взяла ребенка себе. Впрочем, сомневаюсь, что мисс Джин согласится рассказать об этом суду. – Я сжимаю вспотевшие ладони и повторяю: – Санквита очнулась. Вы можете мне не верить, но это так. Она умоляла меня не оставлять малышку.
Кирстен откладывает ручку и наконец поднимает взгляд на меня:
– Что ж, так бывает. Порой умирающий приходит в себя лишь для того, чтобы попрощаться с близкими или выразить свое последнее желание.
– Значит, вы мне верите?
– Верю я вам или нет, абсолютно не имеет значения. Важно, чтобы вам поверил суд. – Кирстен встает и подходит к письменному столу. – Сегодня ко мне приходила миссис Робинсон. Она держалась очень спокойно и корректно.
У меня перехватывает дыхание.
– И что же она сказала?
– Передать вам наш разговор я не имею права. Но вы должны знать: решая вопрос об опеке, суд почти всегда отдает предпочтение родственникам ребенка. И у вас не так много шансов победить в этой борьбе.
Брэд прочищает горло:
– Я провел небольшое расследование относительно Тиа Робинсон. Она признана инвалидом вследствие психического заболевания. Несколько раз проходила лечение от алкогольной и наркотической зависимости. В Детройте она проживает в одном из самых криминогенных кварталов. У Санквиты было три сводных брата, все от разных отцов, и…
Кирстен не дает ему договорить:
– Мистер Мидар, вижу, вы времени даром не теряли. Но суд будет интересовать только одно: привлекалась ли эта женщина, которая является бабушкой ребенка, к уголовной ответственности. Напомню вам, что пристрастие к алкоголю и наркотикам не является уголовным преступлением.
– А ее сын, Деонт, который сгорел заживо? – спрашиваю я. – Если мать спит и не слышит, как ее ребенок умоляет о помощи, разве это не преступление?
– Я ознакомилась с этим делом. Никакого обвинения ей предъявлено не было. Согласно следственным материалам, в тот момент, когда на ребенке загорелась одежда, мать находилась в душе. Увы, все произошло слишком быстро.
– Это ложь. Она спала, потому что была мертвецки пьяна. Или находилась под действием наркотиков. Мне рассказывала об этом Санквита.
– Бездоказательно! – одновременно произносят Брэд и Кирстен.
Я бросаю на Брэда полный упрека взгляд. Предатель! Но, к сожалению, он прав.
– А все остальное? – спрашиваю я. – Психическое заболевание, алкоголизм, наркомания? Неужели все это не имеет значения для суда?
– В настоящий момент она не пьет и не употребляет наркотиков. Послушайте, если мы начнем забирать детей у всех родителей, которые когда-то впадали в депрессию или страдали от различных зависимостей, у нас появится целая армия сирот. Комиссия по опеке стремится по возможности оставлять детей в семье. Точка.
– Не слишком убедительная позиция, – качает головой Брэд.
Кирстен пожимает плечами:
– А что предлагаете вы? Отдавать детей тем, у кого просторнее дом и больше денег? Тем, кто счастливее и жизнерадостнее? Вы представляете, во что превратится общество, если мы будем руководствоваться подобными принципами?
Отчаяние лишает меня способности соображать. Я не могу отдать мою малышку этой ужасной миссис Робинсон! Не могу! Я обещала Санквите. И я не представляю, как жить без Остин.