Внезапно я теряю способность дышать, словно из комнаты выкачали воздух.
– Нет. По крайней мере, мне ничего об этом не известно.
Мистер Крофт почесывает свою лысеющую голову:
– Вы не находите, что это чрезвычайно странно?
– Н-не знаю.
– Не знаете? – Он начинает расхаживать взад-вперед. – Разумная девушка, сознавая, что умирает, не выразила письменно собственную волю относительно своего ребенка? Согласитесь, в это трудно поверить. В особенности если жизнь ее матери действительно казалась ей столь ужасающей, как утверждаете вы.
– Я… не знаю, почему она этого не сделала.
– По вашим словам, Санквита отказалась жить в Детройте со своей матерью. Но перед тем как забеременеть, она ездила туда. Вам об этом известно?
– Да.
– Она рассказывала вам, что ушла из дому без ведома матери и вступила в сексуальные отношения?
Я ошарашенно мигаю:
– Н-нет. Об этом она ничего не рассказывала. Не думаю, что ей приходилось уходить из дому тайком.
Мистер Крофт вскидывает голову, всем своим видом выражая сознание собственной правоты:
– Она не рассказывала вам, как во время Детройтского джазового фестиваля ушла из дому и вступила в половую связь с человеком, с которым только что познакомилась? С человеком, имени которого не помнила?
– Я… не думаю, что все происходило именно так… Санквита была очень одинока… и несчастна…
Мистер Крофт вскидывает бровь:
– Санквита не рассказывала вам, что провела в квартире матери полтора месяца? И покинула Детройт, только когда выяснилось, что она беременна?
– Я… я не знала, что она так долго прожила в Детройте. Но разве это так важно? Важно, что она уехала, как только поняла, что беременна. Она не хотела, чтобы ребенок рос в подобной обстановке.
– Сама она тоже не хотела жить в подобной обстановке, не так ли?
– Да, именно так.
– Она рассказывала вам, что мать советовала ей прервать беременность?
Это совершенно неожиданный поворот, который застает меня врасплох.
– Нет, – озадаченно отвечаю я.
– Санквита страдала серьезной болезнью почек. Доктора рекомендовали ей сделать аборт, так как беременность представляла опасность для ее жизни.
– То же самое нам сказала доктор Чань, – говорю я, не понимая, к чему он клонит.
– Но Санквита не последовала совету доктора?
– Нет. Она сказала, что жизнь ребенка для нее важнее собственной.
Мистер Крофт ухмыляется так мерзко, что мне хочется съездить ему по морде.
– Полагаю, истина состоит в том, что Санквита была чрезвычайно упряма. Она не желала верить, что мать заботится о ее благе.
– Протестую! – кричит Брэд.
– Протест отклоняется, – произносит судья.
Мистер Крофт продолжает:
– Сразу после того, как между Санквитой и ее матерью вышел спор о том, сохранять ли беременность, девушка покинула Детройт.
Я ошеломлена. Неужели это правда?
Мистер Крофт поворачивается к судье:
– Ваша честь, внезапный отъезд Санквиты не имел ни малейшего отношения к образу жизни, который вела миссис Робинсон. Миссис Робинсон пыталась спасти жизнь своей дочери, но та была слишком недоверчива. – Он опускает голову. – У меня нет больше вопросов.
Руки мои так трясутся, что мне никак не удается их сложить. Неужели миссис Робинсон действительно пеклась о благе своей дочери… а Санквита была распущенной и упрямой девчонкой, не желавшей внять голосу разума?
– Спасибо, мистер Крофт, – изрекает судья Гарсиа, поворачивается ко мне и кивает. – Спасибо, мисс Болингер.
– У вас есть еще свидетели? – обращается он к Брэду.
– Ваша честь, прошу вас сделать перерыв, – говорит Брэд. – Моей подзащитной необходимо прийти в себя.
Судья Гарсиа смотрит на часы и ударяет молотком по столу:
– Слушание дела возобновится через пятнадцать минут.
Брэд чуть ли не на руках вытаскивает меня в коридор. Тело мое точно налито свинцом, в голове полный сумбур. Моему ребенку сейчас вынесут смертный приговор. И я бессильна его спасти. Санквита доверяла мне, а я обманула ее доверие. Брэд усаживает меня на скамью и сжимает мою руку:
– Держись, Б. Б. Мы сделали все, что в наших силах. Но мы не всемогущи.
Голова у меня идет кругом, страшная тяжесть, навалившись на грудь, мешает дышать.
– Он выставил Санквиту какой-то малолетней потаскушкой, – бормочу я.
– Скажи, а это может быть правдой? – спрашивает Брэд. – Я имею в виду, могла она уехать из Детройта именно потому, что мать хотела сохранить ей жизнь и настаивала на аборте?
В отчаянии я вскидываю руки:
– Я уже ничего не знаю. В любом случае, какое это имеет значение? Остин, вот что действительно важно. Когда я описывала последние минуты Санквиты, ее мамаша и бровью не повела. Ты сам знаешь, ее сын погиб по ее вине. У этой женщины нет сердца, Брэд! – Я хватаю его за рукав пиджака и смотрю ему в лицо. – Видел бы ты ее на прошлой неделе, когда она явилась в больницу и устроила там скандал. Она была пьяна в стельку. Нельзя отдавать ей Остин. Нельзя!
– Мы сделали все, что в наших силах, – повторяет Брэд.
Я заливаюсь слезами. Брэд берет меня за плечи и встряхивает:
– Погоди пока рыдать. Для этого у тебя еще будет время. А сейчас надо дождаться решения суда.