Сплошные вопросы (повесть в записках)

…Живу в комнате Свиридова. Видимся редко. Нормально поговорить удалось ещё только раз. Говорили в основном о перспективах на нашем фронте. А. В. считает положение в Курляндии «патовым». Напрямую сказал мне, что атаки организуются неграмотно, словно сейчас не сорок пятый, а сорок первый год. Он принёс и хорошую новость: в одном из полков новый начальник штаба — Володя Ковалёв, наш бывший курсант. (Володя сейчас майор.) Скромный, совестливый парень — он нам с Юркой очень нравился, хотя подружиться как-то не получилось. Свиридов признался, что среди курсантов нашей роты всегда выделял Володю и нас с Юрой. Я снова стал расспрашивать его про Ухту, про лагерную систему в той же Ухте (а ведь сеть таких же лагерей по всему Северу, и не только по Северу). Его однокурсники работают на угольных шахтах Инты и Воркуты. Рассказывал такие вещи, что мне в голову не могли прийти. Например, что некоторые шахты сплошь состоят из заключённых, включая начальников шахт, главных инженеров, бухгалтеров… Что заключённые и вольнонаёмные работают вместе в рабочей зоне и порой вольного не отличить от зэка. (Лагерь делится на рабочую и жилую зоны.) При этом все вольнонаёмные формально считаются работниками НКВД… А уж какие фамилии он называл людей, отбывающих там срок… Ещё рассказывал про финскую войну… Столько вопросов! Есть над чем подумать. Надо бы его рассказы подробнее записать, пока многое не забылось. С другой стороны, некоторые из его рассказов нельзя доверять бумаге, да и совершенно нет времени. Одну «забавную» деталь узнал от Свиридова: кто-то из политотдела регулярно сообщает в Главупр о времяпрепровождении некоторых военных корреспондентов, в том числе — капитана Климова. Что ж, систему контроля никто не отменял. И что греха таить, есть и такие корреспонденты, которые дальше штаба фронта носа не покажут. Поговорят со штабными офицерами — вот и готова статья о жарком бое. Мне, конечно, неприятно, что кто-то за мной бдит, ведь я действительно часто бываю на передовой. Там творится всё тот же кошмар. Через два дня на третий, как по расписанию: десять часов артподготовки, потом «Ура‑ра‑ра…», потом откатываемся на исходный рубеж с большими потерями. В редакции ждут победных репортажей: а как же, повсюду наступают… Позавчера рядом со мной убило офицера… Надоело тут до чёртиков, очень хочется в Москву, но газета ждёт, что вот-вот «Курляндский котёл» раздолбят, и я должен при этом присутствовать.

…В одном из прошлогодних сентябрьских номеров «Правды» была опубликована большая статья о современном советском офицере, офицере «образца сорок четвёртого» победного года. Прочитав её, я убедился, что правильно сделал, не став писать на эту тему. Статья в «Правде» была громкая, парадная, я бы сказал — помпезная. Видимо, из всех статей, написанных корреспондентами разных газет по заданию Главупра, именно такая была нужна нашему политическому руководству. Герой статьи — офицер с прекрасной русской фамилией Иванов. Сын и внук рабочего, в тридцатом — пионер, в тридцать пятом — комсомолец, в сорок втором — член ВКП(б). Войну встретил командиром взвода на Дальнем Востоке, а в декабре сорок первого под Москвой сходу принял командование батальоном. Это не удивительно, ведь потери комсостава в начале войны были жуткими, и командиров среднего звена не хватало катастрофически. В феврале сорок второго Иванов командовал уже полком! Уж не тем ли полком, куда попали мы с Юркой? Уж не тот ли Иванов, пробивая коридор к окружённым под Вязьмой, кидал в атаку новые и новые роты, оставляя на поле всё новые и новые бугорки? К моменту публикации этой статьи Иванов был одним из самых молодых командиров дивизий. И, наверно, неплохо командовал своей дивизией. За три года войны (методом проб и ошибок) можно было научиться. В этой же газете было и сообщение, что именем комдива Иванова названа улица в его родном городе, что за почётное право носить имя Иванова борются несколько передовых колхозов. Что ж, после этой статьи и без того неплохой карьере Иванова будет обеспечена прямая дорога вверх. И нет у меня никакой зависти, никаких дурных мыслей по отношению к этому человеку А то, что тысячи других героев, не менее достойных, остались за бортом, не повод для злословия. Такова жизнь… Кто их считал, эти бесконечные тысячи героев, не ставших героями, а лишь заполнивших собой задний план, без имён, без биографий, порой и без могил… В мемуарах великих полководцев эти люди будут фигурировать, как номера армий, корпусов, дивизий… И никто, кроме меня, не вспомнит, какие глаза были у Юрки в последний день его жизни. Я хотел бы написать и, может быть, напишу о Юре Лаптеве, об Олеге Стрижевском. Но «парадного произведения» о войне я не напишу никогда, а значит, и публикация проблематична. Я хотел бы написать и о лейтенанте Свиридове, и о капитане Серёгине, и о Максиме Летуненко, и о Паше Несветаеве. Написать, пусть даже и очень немного — слишком уж короткими были наши встречи на дорогах войны, слишком мало я успел узнать об их жизнях, каждая из которых вмещает целый мир.