…Время ползло медленно, и я от «нечего делать» стал разглядывать попутчиков. Их было десять человек, судя по всему — это одна группа. Все в одинаковых пятнистых куртках поверх гимнастёрок, поэтому воинских званий не видно. У всех автоматы ППШ, почему-то перемотанные портянками. Интересно, зачем? Может, приказ есть — для безопасности не летать с обнажённым оружием? А ведь у меня пистолет ТТ в кобуре. Его вынуть — секунда! Зачем же автоматы обмотали? Непонятно… А ребята все на подбор — рослые, накачанные… Небось на спецзадание летят… С этими мыслями я задремал, поэтому начала последующих событий не видел. Проснулся от выкриков и от резкого изменения звука моторов. Самолёт откровенно падал на лес и в голове высветилось: «Вот как это бывает на самом деле…» Но, как оказалось, это падение было управляемым. Лётчик выполнил немыслимый вираж с креном, как мне показалось, градусов семьдесят, дотянул до края леса, за которым начиналось поле. Вот на это поле и плюхнулся наш самолёт. Посадка была очень жёсткой. Хорошо, что при этом большинство пассажиров успело за что-нибудь ухватиться, поэтому (как уже потом выяснилось) побились не очень, отделавшись ушибами. Первые мгновения после остановки поразили меня абсолютной, неправдоподобной тишиной. Явственно пахло бензином. Из кабины вывалились лётчики. И что удивительно: Мазурин улыбался! В его чёрных глазах прыгали весёлые бесенята. «Ну что, все живы? Не испугались? — громко спросил он и, не дожидаясь ответа, скомандовал: — Всем из самолёта и подальше!» И уже обычным голосом добавил: «Баки пробиты, одна искра — и загоримся. Витя! Пулемёт с турели снять! Ребята, выметайтесь по одному, у выхода не толпиться». Однако «пятнистые» действовали настолько чётко и рационально, будто их специально тренировали покидать готовый взорваться самолёт. Тут же обнаружилось, что один из бойцов сильно травмирован и находится без сознания. Его вынесли первого. Я при посадке тоже треснулся головой и был слегка одуревший. Тем не менее, при этой спешной эвакуации, не забыл свой верный Сидор. Не берусь оценить точно, но кажется, что через минуту все, включая тяжело травмированного, были метрах в тридцати от самолёта. Тут командир «пятнистых» остановился и сказал, обращаясь в основном ко мне и лётчикам: «Секунду внимания! Я — капитан Серёгин, командир специального подразделения с полномочиями от штаба армии. В связи с данной чрезвычайной ситуацией и реальной возможностью столкновения с противником подчиняю, вас себе, временно, до выхода в расположение наших войск. Возражений нет?» Возражений не было. Далее из очень короткого разговора командира группы с командиром экипажа кое-что для меня прояснялась.
…Нам оставалось лететь до места ещё километров двадцать пять. Из-за низкой облачности полёт проходил на высоте двести метров. Внизу лес. Вот тут-то нас и ожидала хорошо спланированная засада с крупнокалиберным зенитным пулемётом. Позже я понял, что о возможности обстрела с земли в этом районе были предупреждены и лётчики, и командир спецгруппы. Дело в том, что недавно на подходе к «нашему» аэродрому уже был с земли обстрелян самолёт. Обстрел вёлся группой из автоматов и винтовок, что, в принципе, малоэффективно. В тот раз самолёт практически не пострадал. Кто стрелял — можно было догадаться. По оперативным данным в здешних лесах обосновались банды, состоящие из бывших полицейских и пришедших с Украины бандеровцев. Они в своё время не успели отступить с немцами и ожидали их возвращения. В нашем же случае было очевидно, что некое бандитское формирование точно определило коридор, по которому шли на аэродром в Колышки транспортные самолёты и устроило засаду с крупнокалиберным зенитным пулемётом. Со слов лётчика — нас подбили буквально с первой очереди. Один двигатель был разбит, а бензобак превратился в решето. Загореться могли в любой момент. Просто обязаны были загореться! Шанс на спасение — немедленная посадка. Как не загорелись? Чудо!
«Чудо — чудом, а ведь они наверняка сейчас спешат сюда. Подбитый транспортник — лакомая добыча!» Это сказал молчавший до сих пор второй лётчик. Серёгин кивнул: «Твоя правда. Ребята, бегом к кустарнику! Там остановка. Оружие к бою! Самарин, ты рацию не забыл, надеюсь? Как добежим до кустов — связь обеспечь»!
У кустов отдышались. Бойцы разматывали свои автоматы и это действие казалось мне бесконечно долгим. Я же всё это время пребывал в некоторой растерянности: ТТ для серьёзного боя — игрушка. Серёгин вполголоса: «Летчики с пулемётом — возьмите на прицел ближнюю часть опушки. Пётр, смотри за полем и самолётом, будь готов поджечь его трассирующими. Всем залечь и наблюдать. Самарин, что с рацией? Эй, капитан, держи автомат, его хозяин сегодня не работник», — это уже он ко мне обратился, протягивая перебинтованный ППШ. «Кстати и познакомимся, пока не поздно». Короткое рукопожатие. Я назвался: «Климов. Виталий». «Вот что, Виталий, ты, видать, обстрелянный. Будь рядом с пулемётом на всякий случай. Подстрахуй. Всё же лётчики — не пехота».