Сполох и майдан (Отрывок из романа времени Пугачевщины)

— На-предъ майдана всмъ мiромъ помолимся Богу и угодникамъ Божьимъ! снова крикнулъ Чика.

Толпа шевельнулась, обернулась лицомъ къ храму, что бллся въ конц станицы; поднялись десятки и сотни рукъ, поскидали шапки и запестрлась вся темная куча русыми, черными и сдыми маковками.

Безмолвно заколыхалась толпа, совершая крестное знаменiе и кладя земные поклоны, только шуршали кафтаны и сапоги по земл. Словно пестрое море съ пестрыми волнами шумло и билось на мст. Затмъ толпа снова безмолвно обернулась къ хат. Мрный и зычный голосъ Чики прервалъ тишину.

— Старые заслуженые люди, молодцы-атаманы, малолтки и все честное казачество станичное — кланяюсь вамъ чинно и милости прошу: встань вс въ кругъ! Старые, бывалые и умные люди, напредъ всхъ выходи. Кто хилъ, аль присталъ — по скамьямъ садись! Молодцы-атаманы по нихъ выровнись! Малолтки да выростки прислушивай, ума набирайся, въ майданъ не мшайся. Бабу глупую, и старуху и молодуху, гони вонъ. Совтъ да любовь, атаманы! Посудимъ, порядимъ! Господи благослови!

Чика снова поклонился въ поясъ.

Толпа стала разбираться. Старики были уже впереди. Чумаковъ, прежнiй краснобай, влзъ на бочку и оглянулъ толпу. Со стороны храма толпа раздвигалась и пропускала дряхлаго старика казака, который тихо плелся, опираясь на молодаго выростка.

— Пропусти ддушку Архипа! тихо передавалось и предшествовало его проходу…

Нкоторые казаки шапки снимали передъ нимъ. Старикъ добрался до круга, снялъ шапку, помолился на храмъ, потомъ молча поклонился на вс четыре стороны и тяжело опустился на скамью. Чумаковъ и Зарубинъ переглянулись и поморщились.

— Помолчите мало, атаманы-молодцы! заговорилъ Чумаковъ прiосаниваясь. — Прислушайте рчи моей. Коль согласно скажу я — спасибо молвите, коль не согласно и не любо — ох`aйте малоумнаго. Посудимъ, порядимъ и чт'o повелите, на то я слуга вашего здоровья!!.

Чумаковъ выждалъ чтобъ майданъ стихнулъ совсмъ и заговорилъ:

— Воспомянемъ, атаманы, времена не далекiя, былину великаго войска яицкаго, когда велися порядки ддовскiе, когда отважные выборные люди чинили судъ мiромъ и расправа шла своя, безобидная, не розная, а всмъ равенная и вершилася въ очiю, предъ всмъ войскомъ и молодечествомъ атаманскимъ… на майдан казацкомъ, на свт Божьемъ, а не по избамъ старшинскимъ, не за затворами, не черезъ приказную волокиту, чт`o пристращиваетъ, пытаетъ и засуживаетъ, а изволочивъ гонитъ на канат въ Сибирь.

— Правда истинная! Самая она — правда! воркнула толпа.

— Вспомнимъ славные подвиги ддовы; какъ хаживали они многотысячною доблестною ратью на кайсаковъ, иль въ ханство Хивинское и къ морю Каспiю, забирать корабли товарные, и въ многiе иные предлы далекiе… И ворочались домой съ добычей безчисленной, съ табунами коней и верблюдовъ, кои тащили, везли казну несмтную, кадушки золота и сребра… бархаты и мха многоцнные, и камни самоцвтные, да оружiе дорогое на воспоминанiе и на похвальбу предъ выростками. И ходила молва славная во вс предлы земные по всмъ землямъ вражескимъ о великомъ и непобдномъ войск яицкомъ, о богатыряхъ-атаманахъ! И устрашенные ханы хивинскiе и кайсацкiе, крымскiе и буxapcкie слали на Яикъ гонцовъ да посланцевъ просить честнаго мира и дружества, а везли т гонцы обратно отвтъ атаманскiй: Не замиримся во вкъ съ басурманомъ и нехристемъ поганымъ!.. Не примемъ окаянства на душу!.. Не пригоже дружество съ погаными для воина православнаго! Будетъ-де вамъ миръ и упокой вчный, какъ башки посшибаютъ вамъ атаманы, дружество будетъ вамъ, да не съ яицкими казаками, а съ чертями въ аду кромшномъ… Принесутъ-де вамъ атаманы-молодцы объ весну предбудущую подарочки свойскie. Кто шашку, кто кинжалъ, кто ножъ, а кто сойдакъ калмыцкiй съ плевками летучими, стрлами закалеными. И чесались за ухами ханы басурманскiе и гадали какъ задобрить чорта-сосдушку, зубастаго и долгорукаго казака яицкаго… Слыхали-ль вы эту былину?.. Позапамятовали, безпамятные… Отшибли вамъ память порядками новыми…

— Помнится, небойсь! загудли голоса.

— Почто запамятовать!