Спор об унтере Грише

С состраданием и не без некоторого испуга Винфрид наблюдал за этой внезапной отрешенностью Лихова, который глубоко задумался, но не поделился ни одной из своих мыслей.

«Да, — думал Винфрид, — в отпуск ему необходимо уйти. Он просто засыпает на полуслове».

— Как обстоит дело с русским? — внезапно спросил его превосходительство.

— Ничего, так, перебранка. Вильгельми за последние пять дней прислал сюда огромный доклад — двенадцать страниц на машинке — и затем еще небольшой запрос. Все по поводу приведения в исполнение приговора.

— Ну, об этом и речи быть не может, — проворчал фон Лихов.

— Вот именно! Познанский проявил поистине ангельское терпение, изложив «точку зрения нашей стороны», как юристы с их забавным лексиконом называют подобное творчество. Но, пожалуй, Шиффенцан также не прочь постоять за своих людей, как его превосходительство за наших.

— Этот молодчик не питает никакого уважения к сединам, — рассердился Лихов. — Дело до смешного ясно, и будь в его душе хоть капля порядочности, он и не пикнул бы. Но пусть он оставит меня в покое и не суется в мои дела со своими бакенами и носом попугая… Знаешь, на кого он похож? — спросил он, внезапно развеселившись, — на старую королеву Викторию, как ее изображают в дерзком Симплициссимусе. Точка в точку! — И, успокоившись, он добродушно расхохотался.

— Значит, вы, дядя, относитесь безразлично к тому, что Шиффенцан намеревается из-за судебного дела напасть лично на вас?

Лихов наклонился на своем стуле вперед, словно всадник в седле перед препятствием.

— А он собирается это сделать?

— Если немецкий юридический язык можно считать немецким языком и если в нем можно почерпнуть какой-нибудь смысл, то, по-видимому, надо ждать собственноручного письма Шиффенцана или личного его разговора с генералом Лиховым.

— Подумаешь, как страшно, — со спокойной усмешкой ответил Лихов.

Винфрид, которому внезапно пришла в голову новая мысль, тут же поймал его на слове.

— Если дядя в самом деле собирается ехать в отпуск, то ведь путь все равно лежит через Брест-Литовск, где в оперативном отделе армии в настоящее время подвизается Шиффенцан. В таком случае небесполезно было бы лично с ним схватиться — распутать наконец это каверзное дело.

— Неплохо придумано, — ответил Лихов.

Ротмистр фон Бреттшнейдер собирался сделать то, что, собственно, и полагается делать ротмистру: выехать верхом. Он сидел на великолепной белой, с шелковистым отливом, кобыле. Его подпираемое высоким воротником лицо со вздернутым носом — полипы в носу придавали ему вид человека, страдающего хроническим насморком, — лихо возвышалось над лошадью, над благородной шеей и маленькой нервной головой Сиры, арабско-тракенской полукровки.

Ротмистр фон Бреттшнейдер, родом из богатой семьи западногерманских промышленников, мог позволить себе роскошь иметь столь необыкновенную боевую лошадь. И в то время, как в эту осень 1917 года рабочие лошади, несшие тяжелую службу у орудий и в обозном парке, уже давно перемалывали в своих желудках солому вместо овса, а их верные конюхи с ужасом поджидали зимы, Сира была обеспечена кормом.

У мервинской комендатуры имелись средства, чтобы содержать в соответствующем виде служебную лошадь господина ротмистра. Ротмистр, крефельдский гусар, с высоты своего седла разговаривал, полузакрыв глаза, с какой-то тварью, которая, стоя на собственных ногах, застыла так же неподвижно, как ружье, которое она согласно правил примкнула к ноге.

— Зовут? — процедил Бреттшнейдер.

Спрашиваемый понял — он уже довольно долго находился на службе — и отрапортовал:

— Ефрейтор Захт.

Ротмистр кивнул головой: это ему известно. Затем он окинул беглым взглядом одежду солдата, ибо, будь одежда не в надлежащем порядке, это обстоятельство можно было бы на разные лады использовать для издевки над нижним чином. Но не к чему придраться. (Солдаты знали, что именно спрашивается с них в первую очередь во время войны).

— Вольно!

Ефрейтор Захт сделал вид, что принял более свободную позу. Он стоял между лошадью и стеной тюремного двора, неподалеку от ворот, почтительно и выжидательно уставившись взглядом в юпитероподобный, хотя и неказистый нос начальника.

— Слушать! — прохрипело начальство. — Вам поручено наблюдение за одним русским. Для настоящего солдата — неприятная штука, по ничем не могу вам помочь. Вы лично ответственны за то, чтобы этот парень не убежал от правосудия. Тут затеваются какие-то темные махинации. Предупреждаю вас. — Внезапно он понизил голос, и его маленькие глаза с холодной и беспощадной угрозой впились в широко открытые глаза солдата. — Не накликайте на себя беды, в ответе будете вы, ефрейтор. — И, как бы говоря с самим собою, прибавил — Все это продлится не более нескольких дней.

Чуть-чуть кивнув ефрейтору, который щелкнул каблуками сапог, он осторожно потрепал Сиру по правому боку затянутой в перчатку рукой и тронулся с места.