Справедливости ради

Дженни все еще ощущала подступающий ужас всякий раз, вспоминая тот вечер. Отец тащил рыдающего и уже изрядно побитого Марти в сторону кухни, где на плите стояла кастрюля с еще горячим, как лава, чили. Когда они остановились около этой самой плиты, Дженни была уверена – секунда, и рука Марти окажется в этой пылающей смеси. Она закричала: «Папа, пожалуйста!», но он даже не оглянулся. Однако того, чего она так боялась, не произошло.

Наутро пальцы Марти опухли и стали похожи на вареные сосиски с гладкой красноватой кожицей. В тот день, как и на протяжении нескольких следующих, он с трудом мог писать. Иногда Марти пытался делать это больной рукой, прижимая большим пальцем ручку к ладони. Иногда он использовал левую, что выходило еще хуже. Постепенно синяки сменили цвет с темно-фиолетового на синий, затем с синего на коричневый, пока от них не осталось лишь еле заметное желтоватое пятно.

В день, когда Марти пропал, отец не настолько сильно напился. Это давало Дженни надежду, что все обойдется обычным выговором. Или хотя бы ремнем. Во время ужина она старалась отвлечь внимание родителей от того факта, что за столом их только трое, но отец то и дело поглядывал то на часы, то на пустующий стул ее брата. Мать, казалось, отсутствия Марти не заметила, увлекшись вместо этого телешоу, где одинокий и богатый жених пытался найти себе невесту среди таких же одиноких девушек. Узнать, кто же должен покинуть передачу в этот раз, маме так и не удалось.

Бам! – все ее внимание перехватил на себя отцовский кулак. Тот, что с грохотом упал на стол.

Дженни вздрогнула. Вздрогнули и тарелки. Мать же забегала глазами по кухне.

– Где Марти? – спросила она, уставившись на место, где он обычно сидел. – Дженни, где Марти? – повторила мама.

– Я, я не знаю точно, но, может, он в своей комнате. Я посмотрю, – проговорила Дженни словно извиняясь, прежде чем вскочить на ноги и выбежать из кухни.

Она не вернулась сказать, что Марти все еще нет. Это и так было понятно. Позже Дженни слышала, и не раз, как отец врывался в комнату брата, будто надеясь застать сына прячущимся где-нибудь под кроватью или в шкафу. Один раз он заглянул и в ее комнату. В руках у него красовалась почти пустая бутылка.

– Его здесь нет, – ответила Дженни, глядя, как тот продолжает рыскать вопрошающими глазами по углам.

Когда отец убедился, что в комнате Дженни находилась только Дженни, он посмотрел ей прямо в глаза и со злостью в голосе сказал:

– Как только он вернется, я сломаю ему руку.

После отец вышел, не закрыв за собой дверь, и в тот день они больше не разговаривали.

Дженни хотела дождаться Марти, но против своей воли заснула. Глубокой ночью, когда она встала, чтобы сходить в туалет, мысль о брате не сразу пришла ей в голову. Уже проходя мимо его комнаты и увидев широко открытую дверь, Дженни окончательно вернулась в тревожную реальность. Она остановилась в дверном проеме и не решалась пройти дальше. Лишь просунула голову вперед до тех пор, пока ей не стал виден дальний угол кровати. Пусто. Сердце провалилось куда-то вглубь, в желудок, где его уже поджидал комок переплетенных нервов. Дженни снова стало страшно, но уже по-другому. Если раньше в ящике с кошмарами она видела лишь отцовский ремень, то теперь, прячась в темноте, там таилась неизвестность. Так долго Марти не было еще никогда.

Закрыв дверь своей комнаты, осторожно, чтобы не разбудить родителей, Дженни обхватила себя руками и принялась хаотично расхаживать по ковру. Сначала ей хотелось сообщить обо всем матери. Может, та сумела бы объяснить, почему ее сына до сих пор нет дома? Что если, пока Дженни спала, звонила мама его школьного друга Тони, чтобы сообщить, что Марти останется у них дома с ночевкой. Да, это на него не похоже, но ведь все бывает в первый раз. Может, наутро он вернется и расскажет ей, как здорово провел вечер, а протрезвевший к этому времени отец не станет его наказывать. Может, после они поедят вафли с сиропом, и Марти прочитает ей одну из своих выдуманных историй. И в следующий раз, когда он опять не вернется домой к ночи, она будет знать – такое уже случалось.

Но Марти не вернулся к утру. Так же, как он не вернулся к полудню. Ближе к ночи, после того как мать обзвонила всех возможных знакомых, родители наконец обратились в полицию. Через минут двадцать они уже сидели за столом на кухне вместе с прибывшим на вызов офицером.

– Добрый вечер, – он не представился. Родители и так знали, что зовут его Эрл Стивенсон, что служит он офицером в их городке вот уже лет тридцать, и об этой их осведомленности ему тоже было известно.

– Ну и душно сегодня, – сказал офицер, протирая платком вспотевший лоб. Им же он промокнул залысину на макушке и блестящие от влаги виски. Ему пришлось немного приподняться на стуле, чтобы добраться до кармана брюк, скрытым за нависшим над ним животом. Туда офицер Стивенсон с трудом убрал платок.