Спроси у зеркала

Первое время новобрачные жили там же, на Строгинском бульваре, на третьем этаже. С одной стороны, Ларисе это было очень удобно, родные родители — вот они, совсем рядышком, только поднимись на несколько этажей на лифте и ты уже как будто дома, как будто и не было всего того кошмара под романтичным названием 'свадьба'. Однако с другой стороны очень сложно было оставаться с Дидковским, имея возможность в любую секунду вернуться домой.

Но страшнее всего было другое… Хуже всего было то, что над Ларисой постоянно нависала угроза столкнуться в парадном или возле дома с Горожаниновым. И увы — угроза эта не была условной, ведь несколько раз ей таки пришлось столкнуться с ним нос к носу…

Они так и не перекинулись хотя бы парой слов. Вместо диалога, вместо каких-нибудь объяснений или же упреков бывший жених окидывал Ларису таким презрительным взглядом, что она сжималась в клубочек, замирала, не умея сделать шаг в сторону, к спасению. И так и стояла ледяной скульптурой до тех пор, пока в воздухе не растворялся сам дух Горожанинова. Да только это не приносило облегчения. После каждой такой встречи Лариса вновь и вновь задумывалась о том, как жаль, что в ту роковую минуту, когда она уже стояла на табуретке на краю пропасти, в ее дверь, даже нет — в саму ее жизнь! — постучался Дидковский.

В результате таких потрясений Лариса сама попросила мужа переехать куда-нибудь в любое другое место. А Дидковский даже и не пытался разобраться в причинах такого желания. Ларисе даже показалось, что он обрадовался этой ее просьбе.

Так что на Строгинском бульваре они не прожили и года. Озвучивая свою просьбу, Лариса надеялась переехать в другой район Москвы. Однако Валерий почему-то решил перебраться за город, к родителям. С тех пор и жили там, в той самой шикарной розовой спальне, со всеми остальными прелестями в придачу. К тому времени Лариса училась уже на четвертом курсе, и добраться самостоятельно ни в институт, ни обратно домой не получалось. Да и нужды в этом особой не было — утром ее отвозил в город супруг, после занятий же когда Люся забирала, а иной раз и приходилось до вечера слоняться по Москве в ожидании, когда же Дидковский освободится и заберет ее домой. И скоро, дабы никто никому не мешал, никто никого не нагружал несовпадением расписания, Валере купили новую машину, на сей раз Ауди, а Ларисе отдали его старый Фольксваген — мол, дабы не жалко было в случае чего, а когда научишься, и тебе что-нибудь посерьезнее перепадет.

Постепенно жизнь молодой семьи налаживалась. Вернее, не столько учились жить вместе, сколько не мешать друг другу. У каждого была своя жизнь, каждый был занят своими заботами. Валера целыми днями работал, выслуживаясь перед начальством и демонстрируя родному папочке свою работоспособность: мол, не пожалеешь, не придется тебе за меня краснеть, если подсобишь подняться по служебной лестнице.

Лариса же, к собственному удивлению, полностью погрузилась в учебу. Никогда раньше ее не прельщали никакие науки, никаких интересов не имела, никаких увлечений. Тут же почему-то понравилось учиться, с головой ушла в мировую литературу, которая, собственно говоря, и была ее профилем. И раньше любила почитать, но все больше что-нибудь легкое и несерьезное, нынче же находила немыслимое удовольствие в классике: Кафка, Сартр, Гетте, Манн, Цвейг, что уж говорить о Толстом, Чехове, Достоевском, Бунине. Научилась ценить каждое слово, по нескольку раз перечитывала описания природы, которые раньше непременно пропускала, не считая нужным терять драгоценное время на такие пустяки. И абсолютно не страдала от того, что как-то совершенно незаметно Валера стал приезжать домой все позже.

Привычный ритм жизни изменился после госэкзаменов — уже никуда не нужно было спешить, не было никакой необходимости штудировать учебники и тоннами перелопачивать шедевры мировой литературы. Если раньше приходилось вставать в шесть утра, чтобы привести себя в порядок, слегка позавтракать и добраться до альма-матер, то теперь Лариса могла себе позволить поваляться в постели до одиннадцати, а едва проснувшись, тут же взяться за чтение. Если бы не Изольда Ильинична, она бы, пожалуй, так и валялась целыми днями в постели нечесаная и без намека на макияж.

Однако свекровь была настороже. Завтрак — не позже одиннадцати, да и то сугубо из уважения к привычке невестки поспать подольше. Однако к завтраку будь любезна привести себя в порядок — таков был негласный закон в этом доме. 'В порядок' — значит не просто умыться и одеться как-нибудь, лишь бы не в ночной сорочке и не в халате. Ни на минуту не следовало забывать, что нынче Лариса — член приличной семьи, а потому обязана не только соответствовать, но даже и демонстрировать пример остальным Дидковским, даже самой Изольде Ильиничне.