Спустя вечность

«17/2. 39.

Я понимаю, что у тебя все не ладится, и не только со здоровьем.

Может, тебе не стоит стремиться побыстрее закончить портрет бб, а лучше сразу лечь в больницу Красного Креста, чтобы избавиться и от бронхита и сделать операцию? Ты не должен ходить к Бьёрнсону, если это может тебе повредить. Закончишь портрет как-нибудь потом. Сделай так, а потом сможешь опять снять свою меблированную комнату. Пусть Красный Крест пришлет мне счет, если им нужен аванс, я пришлю чек. А если тебе из-за колена понадобятся деньги на личные нужды, я найду возможность прислать немного и тебе. Главное, чтобы тебя поскорее залатали.

Но если ты придумаешь план получше, то мой отпадает сам собой. Только не ходи к бб — это может тебе навредить. Напиши мне».

28

Моя первая персональная выставка состоялась в Союзе Художников в начале апреля 1940 года. Критика была в основном положительная, во всяком случае, то, что в тот раз называлось критикой.

Продажа просила очень удачно. «Гюлдендал» приобрел портрет моего отца. Хенрик Сёренсен зашел на выставку и по дружбе стащил один натюрморт, который он, правда, в благотворительных целях отослал куда-то в провинцию. Какой-то немецкий министр Бройер приобрел один из моих карандашных рисунков к «Христиану VI» Фалькбергета. Больше я никогда не видел ни министра, ни рисунка. Через несколько дней его соотечественники оккупировали Норвегию.

Одновременно с немцами 9 апреля по Осло-фьорду шел маленький пароходик «Кристиансанн», совершавший свои регулярные рейсы вдоль побережья. На его борту ехала моя мама. Она собиралась навестить меня и посетить мою выставку, но где-то в районе Дрёбака оказалась в центре нападения на немецкий крейсер «Блюхер».

Взволнованная и огорченная, она все-таки добралась до меня в тот же день и сказала, что читала норвежские обращения к немецким солдатам.

— Ты, наверное, ждала совсем другого? — спросил я.

— Да! — Мама честно и импульсивно возмущалась этим нападением, совершенным по всем правилам военного искусства, с убитыми и ранеными.

Позже все-таки возобладала более обдуманная точка зрения на этот конфликт, на положение Германии между Востоком и Западом, и мама уже последовательно придерживалась ее все будущие годы.

Без особого энтузиазма и уж тем более без всякой радости я начинаю свой рассказ о том, как я жил во время оккупации Норвегии и после нее. Больше всего мне бы хотелось оставить без ответа многие вопросы, потому что на все вопросы уже давно отвечено другими, а главное, потому, что все касающееся меня лично не представляет интереса для посторонних. Но все складывается так, что малое всегда бывает связано с крупным. По прихоти случайностей и в не меньшей степени из-за имени моего отца я часто попадал в положения, которые при определенных обстоятельствах были важны даже не столько для меня самого, сколько для других. К тому же, мне довелось встречаться с людьми, имена которых потом вошли в историю.

С 9 апреля и до конца войны я, можно сказать, находился между молотом и наковальней. Но я добровольно на это пошел и не виню в этом никого, кроме себя. То, что мне предстоит рассказать, не будет сопровождаться никакими аргументами с моей стороны, независимо от того, правильно или неправильно я действовал. Пусть факты сами говорят за себя.

Уже в конце лета 1940 года, в последние дни Административного совета ^{111}, я попал на одно странное собрание, которое Виктор Могенс, журналист международного отдела Норвежского радио, связанный с Германией, устроил в зале, снятом в «Гранд Отеле» в Осло.

Могенс был немолодой, безусловно уважаемый человек, к мнению которого немцы, точнее, определенные фракции в Берлине, весьма прислушивались, когда речь заходила о том, что при сложившихся в нашей стране обстоятельствах необходимо найти первое лицо «нового порядка». У него за спиной стоял Федреландслагет, и он был относительно популярен в народе как радиорепортер и журналист. Могенс был политическим противником Квислинга, и ненависть их была взаимной.

Встреча в «Гранде» была в некотором роде ориентировочной. На нее были приглашены норвежские деятели культуры, предположительно пронемецки настроенные, либо известные нейтральным отношением к программам по национальным и тоталитарным вопросам.