Средь бала лжи (СИ)

— Победитель — не ты. Он. Он действительно добился, чего хотел… того, что обещал мне вечность назад. — Она услышала шёлковый шелест его фортэньи: амадэй шагнул к кровати. — Он отнял у меня тебя.

И в этом не виноват никто, кроме тебя самого, сказала Таша.

Но произнести это вслух так и не решилась.

— Прощай. — Арон дотронулся до её лба сухими губами. — Если когда-нибудь я буду нужен тебе, позови. Думаю, он не запретит мне прийти. Это ведь будет так… интересно.

Вот сейчас: открыть глаза, схватить его за руку и удержать. Того, кто сражался, убивал и побеждал смерть — ради неё. Того, кто на несколько месяцев вернул ей украденное детство. Того, кто любил её, или не её, а ту, кого видел в ней; того, кого она любила — или ей казалось, что любила, неважно…

Но всё дело было в том, что это — важно.

И поэтому Таша так и не открыла глаза.

Тихий стук двери оповестил её о том, что всё кончено. Тогда Таша наконец позволила себе посмотреть вверх: чувствуя, как слёзы обжигают щёки, ощущая на месте сердца такую холодную и чужеродную пустоту, словно меч Зельды всё ещё был в её груди.

И уже знала, что за смерть от этого меча — вторую свою смерть — она заплатила крыльями.

* * *

За время его отсутствия в кабинете ничего не изменилось. Пустынную келью тьмы и вечного одиночества неверно освещало каминное пламя, на столике подле робко потрескивавшей свечи темнела пыльная бутыль. Оранжевый свет играл в гранях двух пустых бокалов.

Он сидел в кресле, наблюдая, как Альдрем методично подбрасывает в огонь щепки. Сплетя ладони, рассеянно вертя большими пальцами — одним вокруг другого.

— Хозяин, вы в порядке? — отряхнув руки в перчатках, деликатно спросил слуга.

— Я бываю в беспорядке?

— Нет. Но с тех пор, как вы вернулись, вы определённо пребываете не в обычном своём порядке.

Он посмотрел на пустые бокалы и пламя свечи.

— Эти дни дались мне труднее, чем я думал. Мне казалось, вспомнить себя тысячелетней давности будет несложно.

— А оказалось?

— Оказалось, тогда я куда лучше помнил, что такое боль.

Альдрем медленно выпрямился.

— Вы не жалеете?

— О чём? — он провёл ладонью над огоньком свечи. — В конце концов, многое из того, что я делал, я делал ради этого.

Теперь он понимал это, как никогда раньше. Хотя нет, не так. Понимал он это давным-давно: не было в этом мире вещи, которой бы он не понимал. А вот почувствовал лишь сейчас.

Понимать и чувствовать — это разные вещи.

Он тысячелетней давности помнил и это.

— Ради нескольких дней украденного счастья?

— Нет, Альдрем. Ради ответа на вопрос, который мучил меня столетия. Ради трёх слов, которые были предназначены мне.

— Но разве сейчас они предназначались вам?

— Она думала иначе, хочешь сказать? — он сжал ладонь, поймав кончик пламени между пальцев: огонь жёг его кожу, не сжигая. — Но это был я. Мне хватит и этого.

Слуга осторожно шагнул к креслу.

— А вы не думаете, что всё можно было бы сделать… по-другому? Уверен, она смогла бы полюбить вас, а не вашу маску.

— Тот, кого она могла бы полюбить, тоже маска. Истинный я — Палач, чудовище из сказок, которыми в детстве пугала её мать. — Он смотрел на огонь, чувствуя упоительное тепло. — Я недостоин любви.

— Но вы могли бы…

— Нет, не мог бы. И в этом наше с ним принципиальное различие. — Огонёк дрогнул, спугнутый его дыханием. — Я не смог бы ей лгать. Только не ей.

Ему давно не было больно. Вспоминать это чувство оказалось несладко.

Это когда-то предпочёл Арон? Он пытался заставить его забыть, сотни лет пытался; забыть так же, как когда-то забыл он сам. Но брат цеплялся за свою любовь и свою боль, понимая, что одно от другого неотделимо — предпочитая смотреть, как умирают, страдают и предают его те, кого он любил, но не забывать то, что единственное у него не могли отнять ни меч, ни магия…

То, что отличает их друг от друга.

Эгоист.

Впрочем, если бы братишка сумел переступить черту, делавшую их игры такими интересными, и зайти за неё дальше, чем следовало — он бы убил его в ту же минуту. Оставлять его в живых после этого было слишком опасно.

— Хозяин…

— Да?

— А вы никогда не думали, что когда-нибудь вы… снова встретитесь? И, может, лучше остаться… достойным любви?

Хороший вопрос. Когда-то он часто приходил и в его голову. Когда-то он даже попытался обмануть предназначение: один раз, на короткое время наполнивший теплом и светом пустоту в его сердце.

Один проклятый раз, сделавший эту пустоту темнее и страшнее прежней.

Всё дело было в том, что они уже встречались снова. И то, чем их история закончилась тогда, помогло ему окончательно усвоить одну простую истину; истину, о которую разбивались все вопросы.

— Я не имею права на любовь, Альдрем. С того дня, как меня сделали нянькой для рода людского. — Он коснулся горящего фитиля: огонь был гладким, он струился по пальцам, как яркая вода. — А она не заслужила любви к существу, которое создали, чтобы его брат не пачкал руки кровью.