Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки

Выехав на площадь, водитель резко сбавил ход: со стороны бывшей Мясницкой, переименованной, в улицу Кирова, один за другим двигались к Охотному ряду три огромных, как дирижабли, матово-голубых аэростата противовоздушного заграждения. Дело шло к ночи. Придерживаемые девушками в красноармейской форме, аэростаты замерли вместе с испуганно застывшими регулировщиками, поднявшими жезлы.

Тяжёлый «линкольн» с гончей на радиаторе подкатил к тёмно-серому, разукрашенному под зебру старинному зданию, некогда принадлежавшему Его императорского величества Страховому обществу Российской империи.

Дежурный первого подъезда настежь раскрыл перед вышедшим из машины наркомом дверь с зеркальными стёклами, всегда завешенными тёмно-зелёными в сборочку занавесками. Проходя через приемную, Берия на ходу бросил секретарю:

– Баштакова с «делом» Серебрянского срочно ко мне!

Секретарь тут же набрал по внутреннему телефону нужный номер, чтобы передать распоряжение наркома начальнику Первого спецотдела Баштакову, но того не оказалось на месте.

В высшем звене аппарата Народного комиссариата внутренних дел уже знали об уходе Сталина на перерыв; стало быть, уехал и нарком. Можно и о себе подумать. Как правило, Берия уезжал обедать немного позже Сталина и примерно за четверть часа до его возвращения уже находился у себя в кабинете, заканчивая бдение после полуночи, а зачастую и намного позже.

Такому порядку следовал весь руководящий состав Наркомата и присоединённого к нему недавно Наркомата государственной безопасности. Впрочем, подобного правила придерживались не только здесь, но и практически во всех партийных и советских органах, в государственных учреждениях и ведомствах. Этот никем формально неустановленный, но незыблемый распорядок утвердился и за пределами столицы и неукоснительно соблюдался ответственными работниками всех союзных и автономных республик, краёв, областей, наркоматов и крупных предприятий.

Исключение составляли лишь отдалённые районы, где была большая разница во времени с Москвой. Но в кабинетах, имевших особые телефоны ВЧ («кремлёвка»), в поздние вечерние, а то и ночные часы специальные дежурные были готовы тотчас же ответить на московский звонок.

С началом военных действий все без исключения партийные, советские, хозяйственные и прочие крупные предприятия перешли на круглосуточное дежурство, а руководители – на казарменное положение. Об отклонении от подобных обязанностей не могло быть и речи.

Секретариат наркома бросился на поиски Баштакова. А так как при казарменном положении, на котором с первого дня войны находился весь оперативный состав НКВД, Баштаков мог уйти лишь в столовую, то там его и разыскали.

Через считанные минуты, с трудом переводя дыхание, он появился в секретариате главы ведомства. И почти тут же предстал перед наркомом с «делом» Серебрянского, как ему было велено по телефону.

Не удостоив подчинённого взглядом, Берия спросил:

– Его настроение?

– Депрессивное, Лаврентий Павлович, – спокойно ответил Баштаков и усмехнулся, показывая, что иного, дескать, в его положении быть не может.

Хотел добавить, что тот психологически надломлен, но передумал.

– Знает, что Германия напала на нас?

– Полагаю, догадывается, – ответил Баштаков.

– На основании чего?

– Воздушные тревоги, Лаврентий Павлович. Пальба зениток, грохот взрывов.

Нарком спрашивал быстро, нетерпеливо. Баштаков, напротив, тянул слова, обдумывал ответ.

– Садитесь, – кивнул Берия на стул и принялся листать «дело».

Баштаков осторожно присел на край стула, стоявшего у самого стола наркома. Садиться поудобнее, поглубже не стал. И не потому, что не решался даже на малую вольность в присутствии высокого руководителя, а потому, что в этом случае его ноги болтались бы на добрый вершок от пола. Стало быть, по меньшей мере, несолидно. Удобная поза к тому же может вызвать недовольство начальства, да и расслабляет, а здесь постоянно надо оставаться начеку. Это Баштаков давно усвоил и всегда придерживался данного правила. Что касается ощущения общей атмосферы и настроения наркома, то в этом он был отменным специалистом.

Начальник грозного Спецотдела НКВД майор государственной безопасности, стало быть, генерал-майор Леонид Фокеевич Баштаков был очень маленького роста. Его сапоги не превышали тридцать восьмого размера. Не будь на нём коверкотовой гимнастёрки с ромбом в петлице, блестевших чёрным лаком голенищ начальственных сапог, трудно было бы поверить, что он занимает столь высокий пост.

Русский народ не отличался особой рослостью. Века тяжёлого, порой непосильного труда и скудная пища не могли не сказаться на росте людей. Может быть, поэтому в стране всегда с уважением и даже почтением относились к статным, высоким, солидным. Для успешной карьеры в России рост и фигура всегда имели немаловажное значение. И потому исключение из правила зачастую вызывало удивление.

Учитывая развитие событий на фронте, Баштаков быстро связал вызов к наркому с его интересом к бывшей деятельности Серебрянского, с которой он был достаточно хорошо знаком.