Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки

Естественно, никто из свидетелей этой сцены не шелохнулся и не только ни с кем не переглянулся, но и глазом не повёл. На некоторое время все замерли. Установилась зловещая тишина. Здесь привыкли ко многому и потому действовали по старому, известному принципу: «Ничего не видел, ничего не слышал и тем более ничего не знаю». Вместе с тем каждый понимал, что если, не приведи нечистая, потребуют говорить, то любой расскажет не только то, чего видел, но и то, чего не видел, чего не слышал и чего вообще никогда не мог себе представить даже во сне.

Баштаков понимал, чем для него может кончиться этот разговор. Он-то знал, что следует в подобных случаях.

Однако шло время, и ничего, как ни странно, в жизни начспецотдела Леонида Фокеевича Баштакова не изменилось: по-прежнему «Интернационалом» рано утром начиналась и в полночь прекращалась радиотрансляция.

В Куйбышев он не поехал. Вроде бы никто другой тоже. Он бы наверняка знал об этом. И вообще ни слова больше не слышал о тех, кого нужно ликвидировать. Будто и речь о них не шла! Для начспецотдела это было невероятной загадкой: «Выходит, за всем стоит сам Главный бог? – не переставал он терзаться в догадках. – А этот, значит, от дикого страха перед ним хотел перестраховаться?.

Безрадостные мысли ни днём, ни ночью не покидали Баштакова. Без конца всплывали различные эпизоды, отдельные разговоры, отрывочные случаи. Перед глазами стояли те же удручающие сценки, лица. Попытки успокоиться и не придавать этому большого значения не имели успеха. Он видел наркома, слышал его слова.

Он круглосуточно пребывал в ожидании «итога». Мучила бессонница, одолевали ночные кошмары, почти полностью пропал аппетит, исчезло желание общаться с сослуживцами, видеть близких. Опротивела и сама жизнь. Уже стало чудиться, будто отстранён от должности и лишь временно находится в подземном помещении ожидания исполнения окончательного приговора.

Глава 9

Баштаков занимал высокое положение в иерархии самого грозного наркомата огромной страны. Был удовлетворен своим положением, хотя порой чувствовал себя неуютно. Между тем отдельные его поступки явно отличались от поступков сослуживцев.

В наркомате сотрудники за глаза называли Баштакова «высший начальничек». Прозвище выражало не столько ироническое отношение к его росту, сколько то, что в ведении Первого спецотдела находились «дела», по которым следовала только высшая мера. Расстрел. «Дела» поступали сюда после вынесения приговора для его исполнения. Поэтому считалось, что от «высшего начальничка» ничего не зависит. Но это было не совсем так.

Разумеется, для Баштакова решение Военной коллегии Верховного суда, трибунала или «тройки» было незыблемым. Как для упавшей с облака капли дождя невозможен возврат, так и здесь исключалась отмена приговора. Однако крохотная лазейка всё же иногда появлялась.

Начальник Первого спецотдела не имел права заменять высшую меру наказания или переносить срок приведения приговора в исполнение. Не допускалось даже внесение самого незначительного изменения в процесс экзекуции. Малейшее нарушение и даже отклонение от установленной процедуры влекло за собой аналогичную меру наказания в отношении виновника.

Всё было регламентировано предельно чётко, отработано до мелочей. Но, поразительное дело, при желании можно было всё же что-то изменить в этой чудовищной машине насилия. Баштаков порой отыскивал для этого разные поводы, находил щель. Иногда ссылался на неправильное оформление «дела», иногда на несоблюдение какого-то пункта или параграфа, обозначенного в дополнениях и разъяснениях действия. Но, конечно, это бывало крайне редко.

Чтобы приостановить исполнение приговора, а это случалось, он обязан был в течение двадцати четырех часов представить прокуратуре обоснованный протест. Такое право ему предоставляло соответствующее предписание. Пользоваться им Баштаков решался лишь в случае, если осуждённый не являлся известной «в верхах» личностью.

Бывали случаи, когда его претензии к оформлению документации заканчивалась пересмотром всего «дела». И потом оно больше не возвращалось в Спецотдел. Естественно, Баштаков всё это время находился в напряжённом состоянии. Нервничал, порой его охватывал страх.

В прокуратуре по-разному относились к редким демаршам Баштакова. Дело не в том, конечно, что мало кто горел желанием игнорировать мнение Первого спецотдела НКВД. Дело в другом. Прокуратура осуществляла надзор за ходом следствия и вынесением приговора. Так было принято считать.

В главном здании НКВД на Лубянке прокуратуре была отведена небольшая часть этажа. Люди там были тоже разные, в том числе и нормальные, которым не по душе был поточный конвейер приговоров, Они, конечно, не рисковали говорить об этом, но если Баштаков опротестовывал то или иное дело, были рады. Всё зависело от того, к кому попадёт протест.