Среди кочевников Северной Австралии

Большим недостатком книги Чеслинга является то, что он совершенно не коснулся системы колониального угнетения и дискриминации в отношении аборигенов, которая до сих пор существует в Австралии и о которой с гневом пишут все прогрессивные деятели, ученые, литераторы. Правда, Чеслинг описывает как раз ту группу племен, которая, до сих пор живя обособленной жизнью в малонаселенной стране, редко соприкасается с белыми поселенцами и администрацией; но все же и они страдают от расовой дискриминации. Автор обходит это молчанием. Сам Чеслинг, будучи миссионером, представляет, как уже говорилось выше, своего рода исключение среди этой категории людей: он не навязывает аборигенам новой религии, не высмеивает их старых верований и обычаев, относится к ним тактично, действует более тонкими и гибкими методами. Но едва ли можно думать, что и его преемники поступают столь же тактично. А впрочем, независимо от мягких или жестких методов христианизации, весьма сомнительно, чтобы аборигены что-нибудь выгадали от замены старой тотемической религии новым христианским вероучением. Если к их старым марайанам — тотемическим знакам Лягушки, Опоссума и других — прибавится новый, «марайан Иисуса», «Иисус-тотем, самый большой тотем из всех», как его величает сам автор, — едва ли их печальное положение сколько-нибудь улучшится. Оно может улучшиться лишь в том случае, если по отношению к коренному населению будет проводиться более прогрессивная и более демократическая политика.

С. А. Токарев

ВВЕДЕНИЕ

Арнхемленд! Здесь рыбы взбираются на деревья, солнце садится в море, горящее зеленым огнем, а женщины хранят человеческие черепа. Здесь обитает человек, который бреет себе голову и съедает умершего воина, чтобы вобрать в себя его силу. Здесь всемогущ знахарь, врачующий недуги растираниями, поколачиванием и «высасыванием» камней и костей животных из тела покорного пациента. Здесь, у заводей дикого Севера, живут бродячие охотники, сохранившие свои обычаи с незапамятных времен.

О происхождении австралийских аборигенов известно лишь то, что в каменном веке их предки отделились от других народов или были изгнаны ими и, скитаясь, добрались до Австралии. Они завладели всем континентом, но зато оказались изолированными. Со временем многие племена бродячих охотников стали заниматься скотоводством и земледелием, однако для аборигенов Австралии этот путь развития был закрыт: ни людям каменного века, ни современным ученым не удалось вывести из диких съедобных растений Северной Австралии культурные или приручить хотя бы одно животное. «Кенгуру нельзя оседлать, а вомбата — доить», — сказал однажды доктор Джилрут.

Белый человек и его девятнадцативековая цивилизация не оказали заметного влияния на развитие общества аборигенов. В 1860 г. исследователь Макдуал Стюарт построил из камней пирамиду, сделал на дереве зарубку и оставил запись: «Я разбил свой лагерь. в центре Австралии; я сделал зарубку на дереве и водрузил на нем британский флаг. Мы произвели троекратный салют в Честь флага — эмблемы цивилизации, религии и свободы; пусть он служит для туземцев символом того, что скоро над ними взойдет заря свободы, цивилизации и христианства». Но не каждый из первых белых поселенцев был Стюартом, и, как говорит доктор Мадиган, «то, что получили аборигены, никак нельзя было назвать свободой, культурой и христианством». Первопоселенцы присвоили все, что имело хоть какую-либо ценность. Столкнувшись с аборигенами, они не смогли понять ни их сложной общественной организации, ни фанатической приверженности к старинным охотничьим угодьям и святилищам. Это и было основной причиной раздоров между аборигенами и первопоселенцами.

Менее чем за полтораста лет население Арнхемленда сократилось до пятидесяти тысяч человек. Это кажется невероятным всем, кому посчастливилось видеть аборигенов — людей древнейшей на земле расы. К тому же большинство из них влачит жалкое существование в непригодных или малопригодных для жизни районах страны.

В 1820 г. правительство Великобритании выделило в районе Порт-Маккуори участок в десять тысяч акров под резервацию для аборигенов; в течение семнадцати лет там работал миссионер, но за это время все население резервации вымерло, и она опустела. Один миссионер писал тогда: «Судя по тому, как обстоят дела в настоящий момент, ко времени, когда миссионер выучит местный язык, чтобы читать проповеди, их уже некому будет слушать».