И Красин, и Языков поспешили ввести меня в круг дел комиссариата торговли и промышленности и уже на третий день я принимал участие в заседании коллегии этого комиссариата. И оба они поторопились ввести меня в самый комиссариат, представив меня сотрудникам, как «зама».
Между тем, как говорится в уголовных романах, «мои враги не дремали», и… началась новая склока, работавшая у меня и у Красина за спиной.
Вопрос о назначении меня «замом» по установившейся в советском правительстве системе должен был пройти сперва в ЦК партии в лице Политбюро, а затем в Совнаркоме. Считая это, после согласия Ленина, простой формальностью, Красин внёс вопрос прямо в повестку ближайшего заседания Совнаркома. Но там обсуждение вопроса было отложено до следующего заседания в виду того, что он не был предварительно рассмотрен в Политбюро. Однако, в ближайшем заседании Политбюро вопрос тоже был снят с очереди, потому что имеющий какие-то возражения против моего назначения Н.Н. Крестинский, командированный на Урал, находился в отсутствии… Тогда Красин стал настаивать, беседуя с отдельными членами Политбюро… Говорил он и с Лениным и со Стасовой и с другими… Bcе ссылались на Политбюро «ин корпорэ»… Bсе играли в дипломатию… Наконец прибыл и Крестинский и, после обсуждения вопроса с его участием, было постановлено отклонить представление Красина… Красин бросился к Стасовой с вопросом, почему… Та, пожимая плечами, ответила, что это тайна совещательной камеры… Он обратился непосредственно к Ленину, который тоже с ужимками сослался на тайну совещательной камеры. Тогда Красин, возмущённый этой новой интригой, за которой, как он рассказывал мне, стояли нашептывания Воровского и Литвинова (с Крестинским я вовсе не был знаком), распускавших слух, что я злостный спекулянт и что не следует-де пускать козла в огород, заявил Ленину, что в таком случае он от моего имени требует, чтобы надо мной состоялся партийный суд. Ленин согласился…
Не скрывая своего возмущения, Красин поведал всё это мне…
— Прости, — сказал он, — что я не заручившись твоим согласием, позволил себе от твоего имени поставить это требование…
— Ты поступил совершенно правильно, — ответил я. — Я был бы рад такому суду… Мне противны все эти закулисные шопоты, интриги, вообще арсенал всей этой тянущейся со времени моего приезда из Стокгольма склоки по поводу меня. Но ты увидишь, что они под тем или иным предлогом отклонять моё требование суда…
— Ну, нет, — решительно возразил Красин. — Это им не удастся… Я вот составил от своего имени заявление в ЦК партии, которое передам сейчас же Ленину… Тут надо спешить, ибо вся эта св…чь усиленно работает в темноте…
И он показал мне своё заявление. Он требовал в нём от моего и своего имени, как моего близкого товарища и друга, пролить свет на создавшееся ко мне в партии отношение. Были перечислены враждебные мне акты, начиная с моего приезда в Петербург из Стокгольма, с указанием, что я тогда уже из-за столкновения с Урицким, требовал разбора моего дела. Затем упоминалось об отношении ко мне коминдела во время моей службы в Берлине, Гамбурге… Указывалось на игнорирование моих радиотелеграмм из Гамбурга, оставление меня на произвол судьбы после ареста.
Перечислялись мои революционные заслуги… И в заключение Красин заявлял, что, будучи моим другом и товарищем со времени нашей юности и зная всю мою жизнь почти день за днём, он категорически заявляет, что «ни в частной, ни в партийно-общественной деятельности Г.А. Соломона никогда не было ничего, что могло бы его деквалифицировать» и что он просит привлечь к суду в качеств свидетелей таких-то и таких-то известных товарищей, начиная с самого Ленина…
И Красин тут же вызвал к телефону Ленина и сказал ему, что я подкрепляю заявленное им от моего имени требование партийного суда и что он тотчас же привезёт ему своё заявление. Ленин попросил передать мне телефонную трубку.
— Здравствуйте, Георгий Александрович, — обратился он ко мне. — Вы подтверждаете требование суда?
— Да, конечно, Владимир Ильич, мне опротивели все эти пакости, — отвечал я, — и я буду очень рад, если партийный суд выскажет и свой взгляд…
— Вы правы, конечно… Ну, так вот, может быть, вы приедете вместе с Леонидом Борисовичем?
— Нет, Владимир Ильич, если моё присутствие не безусловно необходимо, прошу меня уволить: Красин передаст всё от моего и своего имени…
Мне не хотелось видеться с Лениным в виду той двойственной роли, которую он играл. Красин отвёз ему заявление. Через несколько дней Ленин вызвал его по этому поводу, и между ними произошло следующее объяснение, о котором мне сообщил Красин. Ленин откровенно сказал ему, что он рассмотрел лично и показал ещё кое-кому из ЦК (Красин тогда ещё не состоял его членом) его заявление, и все согласны с основательностью нашего требования суда…