Для ученых и читателей из России, которым как правило приходится при знакомстве с философскими проблемами прибегать к помощи иностранных сочинений, "введение национальных оборотов и русификация терминов может служить лишь камнем преткновения для изучения и развития философии в России". С другой стороны, считает русская переводчица, передача, например, латинских терминов только одним латинизированным словом по-русски предоставляет свободу "своеволию неподготовленных читателей" (С.7-8).
В.Н.Половцовой принадлежат еще две работы, посвященные пониманию философии Б.Спинозы: большая статья "К методологии изучения Спинозы" (2) заметка по поводу книги Дунина-Борковского о Спинозе (3)
В издании "Избранных произведений Б.Спинозы" (М., 1957) помещен, однако, перевод Я.М. Боровского. О работе же В.Н.Половцовой здесь сказано, что сам перевод названия трактата является безусловно неточным, вольным и даже искажающим название оригинала, и что переводить его следует как "Трактат об усовершенствовании разума". Кроме того перевод Половцовой "носит печать субъективизма, отражая философские воззрения самого переводчика" (Т.1, С.626).
В. Н. Половцова была крупная женщина типа Брунгильды. Она была доктором каких то наук. В качестве коммерсанта и вообще в деловом отношении она была полным ничтожеством и представляла собою "Трильби" Крысина, повторяя все его доводы и взгляды. Сам Крысин был человек очень ограниченный. Он не чужд был некоторого образования, но все это прошло как то мимо него, не оставив на нем хоть сколько-нибудь серьезного следа. По натуре он был кляузник и большой софист. Он был старый кооператор. Кажется, он был честен, но он вполне доверял своему секретарю Ш., который, в сущности, и вел все дело закупок, из-за которых выходили большие неприятности. Крысин страдал какой то серьезной болезнью сердца…
Мы познакомились, наговорили друг другу разных комплиментов, выразили взаимные надежды на дружную товарищескую работу и затем перешли к оформлению моего вступления в число членов правления "Аркоса", этого официально английского акционерного общества, действующего по утвержденному английским правительством уставу. Для того, чтобы я получил право быть членом правления или директором, я должен был обладать каким то определенным количеством акций и быть выбранным общим собранием. Все эти проформы были проведены, кажется в тот же день.
И таким образом, уже с самого дня моего прибытия в Лондон, — 2-го июня 1921 года — я стал директором "Аркоса". Помещение "Аркоса" было очень небольшое и поэтому Красин уступил мне свой кабинет, которым он note 185
почти не пользовался, так как очень редко бывал в этом учреждении.На другой же день мне были представлены все служащие и состоялось первое заседание правления, где были распределены между членами правления существующее отделы. По предложению моих товарищей на меня было возложено руководство отделами техническим, счетно-финансовым, управлением дел и личным составом. На первом же заседании я предложил правление пригласить на службу в "Аркос" моих ревельских сотрудников — Маковецкого, Фенькеви, Волкова и некоторых других.. Половцова и Крысин, державшиеся со мной сперва очень корректно, с готовностью согласились, и правление передало соответствующую часть протокола Клышко, как секретарю делегации, для получения для новых сотрудников виз.
Чтобы не возвращаться еще раз к этому вопросу, здесь же расскажу, как и чем окончилась эта моя попытка. То, о чем я выше говорил, чего я опасался, едучи в Лондон, оказалось реальным фактом — меня действительно ждала в Лондоне мобилизовавшаяся в ожидании моего неизбежного приезда, новая "гуковщина", под знаменем которой объединились Половцова, Крысин и Клышко. Первые двое не были членами партии, хотя "доктор" Половцова неоднократно мне говорила, что она и Крысин, по существу, "колоссальные" коммунисты. Клышко же был "стопроцентный" коммунист. Согласившисьнамое предложение пригласить моих кандидатов, без всяких разговоров, Крысин и Половцова, по соглашению с Клышко, решили, что этому не бывать, так как приезд моих сотрудников усилит меня и Красина. Знаю все это от одного, ставшего впоследствии моим близким сотрудником, покойного Владимира Андреевича Силаева, о котором дальше. И вот, Клышко повел свои интриги.