Среди монстров

Она убежала из дома и долгое время путешествовала. Ей пришлось туго, потому что она не могла пользоваться кредитными карточками отца, ведь он непременно выследил бы ее. В общем-то, и частые разъезды были причиной слежки отца. Габи постоянно перемещалась, сменила внешность, отрезав длинные густые волосы почти под самые корни, и выкрасив в черный цвет. В бесконечных поисках себя и своего места Габи подсела на наркотики. По иронии судьбы, ее жизнь отняло то, что приносило прибыль отцу.

За полгода до смерти Габи обосновалась в Зальцбурге, где устроилась барменом в ночной клуб. Нине показалось, что поиски Габи подходили к концу, и жизнь ее становилась все более размеренной: она сняла маленькую квартиру на пару с подругой – транссексуалом Катриной, которая работала танцовщицей в том же клубе, где работала Габи. Нина чувствовала, что внутренний дух бунтаря стал сдавать позиции, все больше уступая место трезвому разуму. Вскоре Габи даже задумалась о получении образования – она хотела стать учителем младших классов, она испытывала невероятно сильное влечение к малышам.

И тем печальнее был ее конец от передозировки. Габи не планировала смерть. Она даже не задумывалась о ней. Нине была знакома такая нежданная-негаданная смерть. Почему-то ее излюбленными жертвами всегда становились люди добрые успешные и с планами в головах. Иногда смерть бывает чересчур жестокой, сражая таких нужных миру людей.

Габи вколола плохо рассчитанную дозу героина в бедро и легла в ванную всего на десять минут, больше у нее не было, потому что через час необходимо выходить на смену в клубе. Этот ритуал был частым, и ничто не предупреждало о несчастье. Габи не смогла побороть навалившуюся дремоту, возносящую ее на небеса в прямом смысле слова, и уснула. Навсегда. Скорее всего, она ушла под воду и даже не заметила, как утонула. Потому что Нина не видит самый последний момент ее жизни.

– Это случайность, пап. Прости меня, – прошептала Габи, слезы навернулись на ее прелестных раскосых глазах зеленого цвета.

Виктор нежно провел пальцами по щеке дочери, съедаемый совестью за то, что не был все это время рядом с Габи. Она хотела стать самостоятельной, выйти из-под его опеки и доказать не только отцу, но и всему миру, что она достойна пребывать на бренной земле. Но Виктор был слишком сильно к ней привязан, желание обладать ею сыграло разрушительную роль, он сам отдал ее в лапы смерти.

Габриэла сделала шаг к отцу, а потом рукой заставила его опуститься обратно на стул. Он не желал отпускать ее руку, он еще не был готов отпустить ее.

– Посиди со мной. Как раньше, – вдруг попросил он.

Габриэла снова одарила его грустной улыбкой, а потом села к нему на колени и обняла.

– Спой мне ту песню про лунный свет, – попросила Габи.

Виктор радостно улыбнулся. Он крепко обнял Габи и стал покачиваться из стороны в сторону, напевая колыбельную. В детстве малышка Габи часто засыпала вот так, сидя на его коленях, пока он пытался издавать правильные французские картавые звуки:

– При лунном свете, мой друг Пьеро,

Одолжи мне своё перо, чтобы слово записать.

Моя свеча погасла, нет у меня огня.

Открой мне свою дверь, ради Бога.¹

Кажется, он и сам стал засыпать от собственного пения, потому что голова его вдруг стала легкой и начала воспарять куда-то высоко. Холодный железный шар в мозгу сдувался, уступая место трезвому рассудку.

– Я никуда не ухожу, пап. Я всегда здесь, – прозвучал голос Габи издалека, ее рука легла ему на грудь. – Я всегда буду здесь.

Ее шепот становился все тише и тише, пока не исчез вовсе. Габи исчезла вместе с ним.

Нина встала с колен Виктора и, слегка покачиваясь, вернулась на свой стул. Она боролась с невидимым туманом, загоняя его обратно в параллельный мир иллюзий и воспоминаний. Нина понимала, что язва отомстит ей за это, но она отпила пару жадных глотков вина, поскольку после подобных путешествий ее мучила нестерпимая жажда.

Отвратительно пойло – сделала Нина заключение о вине за четыре сотни долларов. Она сморщилась от горькой жидкости, пахнущей спиртом и орехами, но жажда отступила.

Через пару минут Виктор тоже пришел в себя. Он открыл глаза, словно только проснулся, и ошеломленный уставился на Нину.

Она была готова к его вопросам о ее даре. Они всегда задают ей одни и те же вопросы после того, как все заканчивается.

– Это ведь не правда? Ты все это выдумала? – спросил он, наконец.

Нина удивилась, что Виктор не задал вопросы вроде «как ты это делаешь?», или «что это было?», или «что еще ты умеешь?». Он сразу перешел к главным.

– Это – правда, – ответила она.

– Тебя не было там, ты не можешь знать, как она умерла.

– Я всегда знаю о смерти все. Я могу сказать, какого цвета у нее были ногти на ногах, и сколько сережек она носила в левом ухе. Я могу назвать точное время смерти и описать погоду за окном. Я даже могу сказать, о чем она думала в последний момент.

Виктор сглотнул.

– И о чем же она думала? – спросил он хриплым шепотом.

Нина глубоко вдохнула и произнесла:

– О том, что у нее прокисло молоко в холодильнике, и перед работой ей надо заскочить в магазин через дорогу.