Среди тысячи слов

Мама снова фыркнула и бросила на меня взгляд. Она сильнее нахмурилась, и я приготовилась к вопросу. Тому, что задала бы Бонни. Тому, что я почти желала услышать. Я чувствовала, как правда снова бурлит во мне. Я ее уже дважды рассказала. И могла бы рассказать снова. Ей просто нужно было спросить.

Мама: Что случилось, милая?

Я: Мам, дело в Ксавьере…

Но она лишь пробормотала:

– Что, черт возьми, на тебе надето?

Глава двадцать пятая

Айзек

«Ты та девушка, что мне нужна».

В среду днем мое признание снова и снова прокручивалось в голове, пока я работал в ОТХ. Возможно, Уиллоу и не слышала его, но сам-то я слышал. И забрать эти слова невозможно. Нельзя отменить сказанное.

– Черт, – сказал я, подметая потертый черный пол сцены.

Мне стоило просто держать рот на замке, начиная с того дня в кафе «Дейзи». Именно разговоры привели меня к этой чертовой ситуации. Я молчал более десяти лет, а потом появилась Уиллоу, и я все ей рассказал. Теперь я застрял. Каким-то образом она пробралась мне под кожу, в самый костный чертов мозг. Ее счастье стало воздухом, которым я дышу.

Я не хотел оставаться.

Я не хотел покидать ее.

Особенно после произошедшего с ней.

«Боже, Уиллоу…»

Я перестал водить метлой по полу и потер кулаком о грудь. История Уиллоу была подобна удару молота в сердце. Каждый раз, когда я вспоминал о ней, эта история снова била по мне. Снова и снова, прорываясь сквозь мои мысли. Создавая образы безликого парня, кидающего что-то в ее напиток, отводящего ее в спальню, снимающего одежду с девушки в полусознательном состоянии. Он лег на нее…

Я закрыл глаза и сжал челюсти так крепко, что заболели зубы.

«Ксавьер. Его звали Ксавьер».

Ненависть к гнилому ублюдку горела во мне подобно газу под давлением, готовому взорваться в тот момент, когда я увижу его. Если я выбью из него все дерьмо, это ничем не поможет Уиллоу. Но он сделал ей больно. Худшим способом. Что-то глубокое и животное внутри меня требовало, чтобы я сделал больно и ему.

– Она не твоя девушка, ради бога, – сказал я себе, снова взявшись подметать пол. – Пьеса. Думай о чертовой пьесе.

Но теперь и «Гамлет», всегда дающий мне надежду, казался пустым.

– Черт, – я кинул метлу на землю. Звук эхом разнесся по театру громким пустым треском.

Мартин вышел из кабинета и направился ко мне на сцену, засунув руки в карманы.

– Что происходит? – тихо спросил он.

– Ничего, – я наклонился подобрать метлу.

Он наблюдал за мной, ждал. Я держал рот на замке. Я закончил с разговорами, черт побери.

Через секунду Мартин кивнул самому себе и подтащил два стула на сцену.

– Давай поговорим о «Гамлете», – сказал он, заняв один из них и похлопав по-другому. – Небольшой анализ персонажей до того, как придут остальные. Хочу убедиться, что мы с тобой на одной волне касательно репетиций.

Я убрал метлу и сел на стул, скрестив руки и ноги.

– Мы уже выполнили столько работы, что ты думаешь о Гамлете?

– Он слишком много говорит.

Марти откинулся на стуле, поджав губы, размышляя.

– Можешь рассказать поподробнее?

– Он слишком много говорит, черт возьми.

Марти окинул меня взглядом.

– Он слишком тщательно анализирует каждый аспект ситуации, – ответил я. – Вместо того чтобы что-то делать, в результате он ничем не занимается.

– Второй акт, – сказал Марти, кивнув. – Что я за идиот?.. – он широко улыбнулся. – Но потом ему приходит идея устроить постановку убийства его отца. Это уже что-то.

– Призрак его отца сказал ему искать мести, – ответил я. – Вместо того чтобы прийти к Клавдию в первом акте и вонзить кинжал ему в ребра, он говорит, говорит и говорит. Мучает себя. Делает больно Офелии, – я сжимаю кулаки. – Ему просто нужно сделать то, в чем он поклялся в начале пьесы.

– О. Но тогда не было бы пьесы.

Я пожал плечами.

– В конце все умирают. Ни у кого нет хеппи-энда, Марти. Ни у кого.

– В этом и опасность драмы, разве не так? – через долгое мгновение сказал Мартин. – Тебя сдерживают строки и судьба персонажа, написанная драматургом. – Он наклонился вперед. – Но тебя, Айзек, ничего не сдерживает. На сцене, да. В настоящей жизни ты свободен.

«Чепуха».

Я не чувствовал себя свободным. Хармони сдерживал меня ролью, на которую я не проходил прослушивание. Сын жестокого алкоголика. Неудачник с провалившимся бизнесом. Меня выгнали из старшей школы. Я потенциальный преступник. Мне нужно было создать свою судьбу – выбраться отсюда. Конец истории. Сцена. Занавес.

Мартин посмотрел на мое напряженное выражение лица и вздохнул.

– Давай. Репетиция скоро начнется. Уиллоу к нам присоединится? – спросил он. – Недавно ей было не очень хорошо.

– Думаю, да, – ответил я.

Уиллоу написала мне, что ее прикрыли Энджи и ее мама, но без подробностей. Если папа Уиллоу еще не узнал о нас и кладбище, то она пока играет в пьесе. А мой живот будет сворачиваться от нервов, пока она не войдет в эту дверь.

Семь часов пришли и ушли. Уиллоу не появилась.