Среди восковых фигур

– И ничего не объяснил?

Она покачала головой.

Федор молча раздумывал, как достучаться до этой странной женщины. Взгляд его скользил по небогатой обстановке гостиной, букету из засушенных цветов в высокой напольной вазе, пышным кружевным занавескам на окне. Идеальный порядок, нигде ни пылинки; вышитая скатерть на столе – похожая у его бабки, – букетики фиалок; старомодная посуда в горке, слабо мерцающий хрусталь и культовый сервиз «Мадонна» – осколки прошедшей эпохи. Он украдкой взглянул на женщину, сидящую напротив, прикинул, сколько ей может быть лет. Около пятидесяти. Живет одна. Жилье безмужней женщины, вдовы, скорее всего, обстановка, запахи кухни, идеальный порядок, достойная бедность…

– Анастасия Петровна, Кротов расплатился с вами полностью? Все случилось так неожиданно…

Странный вопрос, согласитесь. Федор двигался на ощупь, как человек, бредущий в темноте. Она побагровела.

– Нет, – выдавила. – Руслан Васильевич сказал, что заплатит.

– И за три дня отпуска?

– Нет, сказал, что я не работала, значит, за отпуск платить не будет. Он очень строгий насчет денег. Михаил Андреевич был не такой, всегда платил…

Федор помолчал, разглядывая ее. Потом сказал:

– Анастасия Петровна, Кротов отправил вас в отпуск не на три дня, а на больше, правда? Последние две недели вы не работали, верно?

Лицо ее сморщилось, и она заплакала. С трудом выговорила сквозь слезы:

– Да! Господи, не знаю, зачем я так сказала вашему товарищу! Вырвалось как-то. Не придала значения. Меня никогда еще не допрашивала полиция, до сих пор руки трясутся. Даже не помню, что говорила. Думала, если Михаил Андреевич не сказал про отпуск, то и я не буду. А теперь места себе не нахожу. И Руслану Васильевичу соврала, он ни за что бы не заплатил за две недели, а у дочки муж в больнице, авария, нам деньги нужны! Вы ему не говорите, пожалуйста! Уже ладно за три дня не заплатит, а если за две недели…

– Не скажу, Анастасия Петровна. Заплатит. Значит, Кротов попросил вас не приходить… когда это было?

Она подняла глаза к потолку.

– Двадцать шестого июля. Ну да, двадцать шестого. Двадцать пятого было воскресенье, и я запомнила…

– Вы работали по воскресеньям?

– Нет, по воскресеньям я выходная.

– Когда был последний день работы?

– В субботу. Двадцать четвертого июля. Я приходила три раза в неделю…

– В субботу он вам ничего про отпуск не сказал, так?

– Не сказал. А двадцать шестого, в понедельник, позвонил вечером и говорит, что не надо завтра утром…

– Так и сказал, не приходить две недели?

– Нет! Сначала до конца недели. А потом опять на неделю…

– Он не объяснил почему?

– Я не спрашивала. Думала, может, уезжает куда. Сказал, с сохранением содержания, пошутил… Он хороший был! Господи, да разве же я стала бы грех на душу брать? Тут человек умер, а я про деньги думаю! Спать перестала, совесть совсем замучила, а дочка просит деньги, ее Гарик в больнице! То одно надо, то другое… У них двое деток…

– Анастасия Петровна, вы сказали, Кротов пошутил. Что он был за человек? Веселый? Часто шутил?

– Веселый? Нет! Он был серьезный, все книжки читал. Вежливый, с уважением, всегда на «вы» да Анастасия Петровна, на праздник деньги дарил. И чтобы все на своих местах, очень не любил, если я переставляла цветы или посуду. Отдал мне всю одежду покойной жены… Хорошая женщина была, земля ей пухом. Лена звали. Добрая.

– Он очень переживал смерть жены?

– Не передать! Он от нее не отходил, аж почернел весь. А потом стал пить… Руслан Васильевич ругал его, приезжал каждый день, кричал. Однажды они даже подрались. Обещал сдать его в психушку! А потом Михаил Андреевич опомнился, пришел в себя.

– Он с кем-то встречался? Приводил кого-нибудь домой?

– Девушек?

– Да.

– Не припомню такого. Михаил Андреевич был строгий… не гуленый, домашний. После работы сразу домой. Кино смотрел. Не теперешнее, а старое, черно-белое. Иногда на иностранном языке. Серьезный был, порядочный.

– Вам что-нибудь известно о его семье?

– У него никого не было, он детдомовский.

– Вам известно, что он обратился в полицию с просьбой разыскать женщину? Сказал, что она проживала в его доме две недели, а потом исчезла.

– Мне сказали. А только я не думаю… – Она осеклась.

– …что это правда?

– Да не мог Михаил Андреевич! Какая-то чужая женщина… откуда она взялась-то? Такое горе… Не могу поверить, чтобы он сам своей рукой лишил себя жизни! Даже не знаю, что и думать.

– Что же, по-вашему, случилось?

– Не знаю. Может, помешался или сглазили. Враг какой-нибудь. Сделал приворот на смерть, сейчас этого полно.

– Враг? У Кротова были враги?

Она пожала плечами.

– Какие отношения были у него с партнером?

– Хорошие… какие. Руслан Васильевич, конечно, жадноватый и слова доброго не скажет, но они ладили. Правда, ругались часто. Упрямые оба. Поругаются. Потом мирятся. Михаил Андреевич всегда признавал, что неправ. Мир, говорит, и руку к нему тянет. Руслан Васильевич и отходит. Они вместе уже лет двадцать, еще со школы…

– Понятно. Анастасия Петровна, получается, вы не можете утверждать, что женщины в доме Кротова не было?

Она смутилась: