Среди восковых фигур

– Ну как же… – Иван даже рот открыл от удивления. – Ты что, ничего не знаешь? Они же встречались! Влада говорит, Лида сама не своя была! Удрала от него рано утром, что-то у них там произошло, не хотела его больше видеть. Она ее еле уговорила. Она плакала, ничего не ела, даже кофе не хотела. Бледная была, страшная… Влада говорит, лучше бы не трогать ее, не тащить в музей, дура я, может, осталась бы жива. – Иван скорбно покачал головой. – Только имей в виду, капитан, я тебе ничего не говорил! Я Федю люблю, он мне как брат. Между нами, я думаю, она влюбилась в него! Да они все вокруг него так и вьются, даже Влада! Выспрашивала, что за человек, женат, не женат, да почему, бабник или наоборот. А та просто поехала мозгами. Он с ней переспал, но лично я думаю, что дал понять – спать будет, а жениться извини подвинься. Философы не созданы для семейной жизни, сколько раз, помню, он повторял, кредо такое. Ну и правильно! От них только неприятности. Знаем, проходили. Шаг в сторону – пуля в затылок. Погулять всегда пожалуйста, а дальше фиг вам! Влада нормальная девчонка, живет с братом, парню семнадцать, а на самом деле дитя. Увидел меня, улыбается, смеется, тянется. Не соображает ничего, не говорит… ужас! Любимая игрушка плюшевая сова. Любит мультики и еще рисовать. Причем не столько формы, он их не понимает, а торчит на цвете, пятна разноцветные, самые дикие сочетания, без смысла, но не оторваться, поверишь? Это я тебе как художник. Сижу, рассматриваю, а он меня по плечу гладит и смеется. Влада говорит, он любит гостей, к ним мало ходят. Она как воробей по жизни, прыгает, смеется. Другая бы… не знаю! Повесилась! А она умеет радоваться, не унывает. У него аутизм под вопросом, не знают они, что за хворь. Да какая разница? И так видно, что ку-ку. – Он помолчал, потом добавил: – Точно, втюрилась! А что? Федор наш красавчик, вон Мирона запал, уставился, чуть руками не потрогал!

Иван вопросительно смотрел на капитана, тот кашлянул значительно, но промолчал. Крыть было нечем, да и не тот человек, чтобы откровенничать – трепло и любопытная варвара. Голова у капитана шла кругом от болтовни фотографа, и он пожалел, что ушел Федор.

– Еще по пивку? – спросил разочарованный Иван, и Коля кивнул.

Глава 17

Родные. Ночные бдения

Пани Катаржина Гучкова после гипертонического криза была едва жива. Похудевшая, постаревшая, она лежала в своем номере, уставившись в потолок. Горничная Света носила ей еду, гостиничная медсестра приходила померить давление.

В дверь постучали. Не успела пани Гучкова ответить, как дверь распахнулась и в комнату влетел молодой человек с большой спортивной сумкой.

– Алекс! Сыночка! – Женщина привстала в кровати. – Приехал! Я уже думала, не увижу тебя!

– Как ты, ма? – молодой человек присел на край кровати. Был это тощий длинный парень в очках с толстыми линзами, в белом легком свитере и синих джинсах. В вырезе свитера виднелась серебряная цепочка с монеткой, длинные волосы были схвачены в хвостик на затылке. Был он похож на школьника старших классов. Пани Катаржина обхватила его, прижала к себе.

– Уже хорошо, сыночка. Увидела тебя, и уже хорошо. Как это тебя с работы отпустили? Ты говорил, у вас строго.

– Не думай об этом, ма. Ты сказала, что-то с Мишей? Что случилось?

Пани Катаржина закрыла лицо ладонями и расплакалась.

– Что случилось? – повторил парень. – Ма! – Он гладил ее по плечу, утешая.

– Сашенька, Миша умер! Братик твой…

– Как… умер? – парень казался потрясенным. – Несчастный случай?

– Не знаю, сыночка, мне не говорят. Были из полиции, расспрашивали, а потом сказали. Надо спросить, когда отдадут, похоронить по-людски. Мне ничего не говорят. Я дам тебе номер полиции, позвонишь, спросишь. У меня уже нет сил, я думала, сведу вас с братиком, познакомитесь… Я была такая счастливая… Мишенька простил меня, часто звонил, приглашал нас вместе. Он спрашивал о тебе, рассматривал твои фотографии. Он был хороший. Мы теперь одни на целом белом свете… – Она снова заплакала. Алекс гладил ее по плечу…

* * *

Капитана Астахова разбудил скрежет мобильного телефона. Он открыл глаза, соображая, где находится и который час. Чертов Иван! Одним пивом дело, разумеется, не обошлось. Митрич только смотрел, сочувствуя. Надо было уйти с Федором – тот как чувствовал, свалил, а его оставил с этим… со свалки. Дружбан называется. Пьет, как конь! Будильник показывал два ночи. Чертыхнувшись, Коля привстал, схватил аппаратик и застонал от боли в затылке.

К его изумлению, это был Федор.

– Спишь? – спросил он.

– Какого хрена! – завопил Коля, растирая затылок. – Совсем?

– Я около тебя, сейчас поднимусь, – сказал Федор. – Откроешь? Не хочу звонить.