– Я не философ и не гадалка, – с раздражением ответил капитан. – У меня два убийства на руках, и нет времени сидеть и гадать, что с чем связано.
Заявление так себе по смыслу, скорее эмоция. Коля и сам чувствовал, что дело бизнесмена не «выжато» до точных ответов на все вопросы, но тут уж ничего не поделаешь, начальству виднее.
– А если это душитель? Тот, который три года назад? – предположил Савелий.
– Может. Вот поймаем и спросим. Лично приглашу тебя на допрос.
Они смотрели на приближающегося Митрича с тележкой. Тележка отчаянно дребезжала, и Митрич всякий раз смущался и обещал приобрести новую. А Федор отвечал, что лязг этого механизма такой же атрибут заведения, как и фирмовые бутерброды. Бренд, лицо и логотип. Да ладно, смущался Митрич, какое лицо, ей уже сто лет!
– Савелий, скажи тост, – попросил капитан. – Придумай что-нибудь оптимистичное.
Савелий вздохнул, поднял бокал с пивом и замер, нахмурясь. Прошла минута, он напряженно думал.
– Ладно, Савелий, я пошутил. Давайте за возвращение!
– А кто вернулся?
– Мы все время возвращаемся, Савелий, не заметил? Только соскочил с поводка, как сразу назад. Карма! Причем философская.
Савелий наморщил лоб, пытаясь сообразить, что имеет в виду капитан.
– За успех! – коротко сказал Федор, и они выпили. – А что дальше?
– Поговорю с женой Олимпия, – стал перечислять капитан, – еще раз пройдусь по коллегам и завистникам, попытаюсь выйти на типа с коробкой. Ей их принесли четыре, она даже не открыла, так и остались в подарочных пакетах. Та, в которой был шнур, синяя. Небольшая, но в карман не спрячешь. Он нес ее в руках. Или в пакете. Возможно, у него были цветы. Там букетов штук десять, не меньше.
– А что в остальных коробках? – спросил Савелий.
– В одной трюфельные пирожные, четыре штуки, из «Прадо», в двух других шелковый шарф и японская чашка. Везде именные открытки с поздравлениями. От мэра, бизнесмена Речицкого и Лео Глюка, он же Алексей Добродеев. Открытки в коробке с орудием убийства, как вы понимаете, не было, подарок анонимный. Пальчиков тоже нет, грамотная сволочь.
– Может, брошенный любовник? – сказал Савелий.
– Может. Они же все, как правило, лишают бывших любовниц жизни. Очень может быть. Да еще у всех на виду. Покопаемся, Савелий, в ее личной жизни, привлечем сплетника Лео Глюка, говорят, они дружили. Тесно дружили, как намекает направо и налево этот писака. Вот и возьмем его за жабры. Может, ему для криминальных хроник материала не хватало… Еще коллеги рвутся выложить всякие грязные подробности ее личной жизни, а чего? Можно позволить себе, по морде уже никто не даст.
Они помолчали. Савелий был печален, капитан злился, хотя вряд ли сумел бы объяснить, на кого и почему. На жизнь вообще.
– Я видел ее в музее, в образе Клеопатры, – сказал Федор. – Впечатляет. Некоторые фигуры безупречны, другие попроще. Как будто делали разные мастера. Иван считает его гением.
– Не заметил, – сказал капитан. – Они мне все как куклы, на одно лицо. Клеопатру не видел. Не мое.
– Она сидит на троне, а по спинке ползет черная змея. По легенде, она покончила с собой после того, как ее войско было разбито римлянами. Плутарх пишет, что на ее руке обнаружили два следа от укуса змеи, но самой змеи не нашли. Другой историк писал, что она дразнила змею золотой заколкой, выманивая из кувшина. Это бездоказательно и скорее из области фантазии. Свидетелей не было. По слухам, она любила яды и много экспериментировала, пытаясь выявить самый действенный и безболезненный. Согласно еще одной версии, яд содержался в шпильке в ее прическе.
– То есть тот, кто убил, не случайно выбрал орудием убийства змею? Он был в музее и видел куклу?
– Не обязательно был в музее. Все знают, что Клеопатра умерла от укуса змеи. Но убийца явно выбрал кожаный шнур не случайно, Савелий. Это символ, знак, и, как всякий знак, он имеет свое значение.
– Знаки, символы, магия… – капитан застонал. – Опять мутняки!
– Но если это знак, то убийца из музея и убийца из театра не один и тот же!
– Интересно, почему это? – спросил капитан.
– Потому что в музее не было знака, – объяснил Савелий. – Там было просто убийство, я думаю, случайное. Эта девочка, такая молоденькая, невинная, кому она могла помешать? У нее и врагов-то не было.
Капитан посмотрел на Федора и только головой покачал.
– Я поговорил с его женой, – сказал Федор. – Если тебя это еще интересует.
– С чьей женой? – не понял Савелий.
– С женой Буракова.
– Делать больше нечего? – сказал капитан. – Учебный год, философские раздумья, незамужние аспирантки… Оно тебе надо?
– Она сказала, что ее муж способен на подлость, а потому она бы не удивилась, если бы он подсунул партнеру девушку, чтобы выставить его ненормальным, вогнать в депрессию и… Не думаю, что он рассчитывал на самоубийство Кротова, этого никто знать не мог. Впади Кротов в депрессию, Бураков попытался бы выкупить его долю в бизнесе. По ее словам, он сказал однажды, что вдвоем им тесно…
– И все-таки ищи, кому выгодно, – сказал Савелий. – Значит, он мог убить ее? Как свидетельницу?
– Это еще доказать надо, – проворчал капитан.