Срединное море. История Средиземноморья

Наследство, полученное Карлом, было огромно, однако не все бесспорно принадлежало ему и не все досталось ему одновременно. Первыми он унаследовал Нидерланды, прежде принадлежавшие герцогству Бургундскому, которые его дед Максимилиан получил, женившись на Марии Бургундской. После смерти своего отца в 1506 г. Карл воспитывался теткой, Маргаритой Савойской, регентшей Нидерландов; с пятнадцатилетнего возраста он управлял ими сам. Уже к тому времени его мать Хуана безнадежно повредилась в уме; в результате она оказалась под надзором и в таких условиях прожила более полувека; фактически, однако, она оставалась королевой Кастилии, а Фердинанд правил от ее имени. Фердинанд умер, несмотря на состояние Хуаны; ей от него досталось три короны — арагонская и две сицилийские, при этом регентство поручено было Карлу. С другой стороны, управление Кастилией Карл вверил восьмидесятилетнему кардиналу, архиепископу Толедскому Франсиско Хименесу, однако одним из первых действий, предпринятых им, стало провозглашение Карла королем совместно с его матерью.

Молодой король, впервые высадившийся на побережье Астурии и увидевший свои испанские владения в возрасте семнадцати лет, по-прежнему оставался нидерландцем до мозга костей и не имел никакого представления о привычках, обычаях и даже языке своих новых подданных. Начало, положенное им, оказалось неудачным. Испанцы видели в нем иностранца (каким он и был на самом деле); их глубоко возмущала орда фламандских чиновников, заполонивших страну. Волнения были вот-вот готовы начаться. Хименесу, сделавшему все возможное, чтобы облегчить судьбу Карла, фламандцы постоянно ставили подножки; ему даже не давали встречаться с его новым повелителем и просто-напросто приказали возвратиться к церковным делам. Два месяца спустя он умер, и Карл остался полновластным правителем страны. Он, как всегда, делал все, что мог, однако оказался совершенно не в состоянии контролировать своих амбициозных и невероятно жадных соотечественников, тогда как испанские кортесы не оставляли ему никаких сомнений, что он находится здесь с их соизволения и его будут терпеть, лишь покуда он выполняет их волю.

Что касается Франциска I, то в начале его правления обнаружилось, что у него куда более легкая рука, нежели у Карла: его первые успехи в Италии составляют резкий контраст с первыми нерешительными и неудачными шагами Карла в Испании. Франциск достаточно обнаружил свои намерения относительно Италии, когда во время коронации официально принял титул герцога Миланского; к июлю 1515 г. он собрал армию численностью более чем 100 000 человек, чтобы осуществить свои притязания. 13 сентября он и венецианцы совместно нанесли сокрушительное поражение соединенным силам папы и императора, по большей части состоявшим из швейцарских наемников, близ Мариньяно (ныне Меленьяно) в нескольких милях к югу от Милана. Франциск сам сражался в самой гуще боя и был посвящен в рыцари Баярдом — почти легендарным героем, настоящим рыцарем без страха и упрека. Через три недели он официально вступил во владение Миланом. Затем в сентябре он встретился с папой Львом в Болонье, где тот неохотно уступил ему Парму и Пьяченцу; летом 1516 г. в Нуайоне он заключил сепаратный мир с Карлом, согласно которому Испания признала его право на Милан в обмен на признание французами испанских претензий на Неаполь.

Теперь он более-менее уладил отношения с двумя из трех главных участников событий. Оставался император Максимилиан. Оказавшись к настоящему моменту в политической изоляции, он был вынужден пойти на соглашение с Францией, а также с Венецией, в пользу которой отказался (заметим, в обмен на значительные выплаты в рассрочку со стороны республики) от претензий на все те земли, которые ему были обещаны в Камбре, включая столь дорогую его сердцу Верону. Так спустя десять лет после создания лиги Венеция получила назад почти все свои прежние владения и восстановила позиции наиболее значительного государства Италии. Хотя эти соглашения и не принесли в Италию прочного мира, но по крайней мере обеспечили желанную мирную передышку: 1517 г. был самым спокойным из всех, что были на памяти у итальянцев. Это не значит, что он не стал свидетелем интересных событий: год, в начале которого турки взяли Каир, а в конце Мартин Лютер прикрепил Девяносто пять тезисов к церковным вратам в Виттенберге, не может быть так легко списан со счетов. Но влияние этих событий, весьма немаловажное, почувствовалось не сразу, и жители Ломбардии и Венето смогли за это время (и за двенадцать последующих месяцев) отстроить свои обветшавшие дома, вновь засеять опустошенные поля и спокойно спать ночами: им не нужно было бояться мародерствующих армий, страшиться насилия, грабежа и кровопролития.