Но какова бы ни была личная храбрость, испанцы понимали, что произошла катастрофа — или унизительное для них событие. Пытаясь хоть как-то сохранить лицо, Крильон приказал немедленно ответить нападавшим таким же образом — начать продолжительный обстрел из орудий пяти новых батарей на рассвете следующего утра. 9 сентября было произведено почти столько же выстрелов, сколько 8-го — официальный подсчет зарегистрировал 5403 выстрела, — однако нападавшие стреляли холодными ядрами и Гибралтарская скала представляла собой цель, значительно отличавшуюся от низкого песчаного перешейка. Обстрел продолжался весь следующий день; его вели и береговые батареи, и корабли адмирала Морено, но серьезного ущерба не нанесли.
Затем, в 8 часов утра 12 сентября, наблюдатели сообщили, что показались паруса большого флота, приближавшегося с запада. Сердца осажденных забились: неужели как раз вовремя прибыл флот, посланный на выручку из Англии? Увы, то был не он. Паруса принадлежали судам франко-испанской армады, включавшей 47 одних только линейных кораблей, плывших под флагами не менее десяти адмиралов. По их прибытии защитники скалы оказались лицом к лицу с армией почти в 40 000 человек, располагавшей двумя сотнями тяжелых орудий. Теперь флот, шедший на подмогу, оказался бы бесполезен, даже если бы он все-таки появился: безнадежно уступая в численности, он не имел шансов проникнуть в гавань. В этот момент многие из оборонявшихся ощутили нечто весьма близкое к отчаянию.
Они были бы куда веселее, если бы имели хоть малейшее представление о ссорах и все возрастающем беспорядке в лагере врага. Крильон настаивал на немедленной атаке — на карту была поставлена его честь; приближалась осень; отсрочки и задержки затянули дело на достаточно долгий срок. Д’Арсоп возражал, что его флоттанты еще не готовы; не были выставлены вехи, ориентируясь по которым они должны были бы разместиться; не промерили глубину, чтобы определить мелкие места и банки; не бросили якоря, с помощью которых можно было бы верповать суда в случае необходимости. Оказавшись между двух огней, Морено почувствовал, что его игнорируют, и, разочарованный, надулся и замолчал. Однако верх одержал Крильон. 13 сентября, едва пробило 7 часов утра, первые три из десяти флоттантов двинулись на предназначенные для них стоянки вдоль западного берега. Морено поднял свой флаг на двадцатичетырехпушечном корабле «Пастора». Д’Арсон пришел в ярость — он знал, что все суда направляются прямо на мель, — но был вынужден взойти на борт следующего по величине, двадцатитрехпушечного «Талья Пьедра», находившегося под командованием дона Хуана Мендоса, принца Нассауского. Остальные семь капитанов, вне зависимости от того, готовы были их корабли или нет, вскоре двинули свои суда следом. Три часа спустя все десять выстроились, повернувшись бортами к суше и взяв под прицел побережье между старым молом на севере и южным бастионом протяженностью тысячу ярдов. Битва началась.
Вечером того же дня Сэмюэль Анселл, квартирмейстер 58-го полка, писал брату: