С другой стороны, хотя результат конфликта между Австрией и Пьемонтом с военной точки зрения не вызывал больших сомнений с самого начала, короля должна была вдохновлять реакция других итальянских государств. Великий герцог Тосканы Леопольд II сразу же собрал армию, состоявшую из регулярных войск и добровольцев. Более удивительным оказалось то, что такая же реакция последовала со стороны неаполитанского короля Фердинанда, который привел в боевую готовность армию в 16 000 человек под командованием генерала из Калабрии Гульельмо Пепе. В стратегическом отношении все эти приготовления мало отличались, однако показывали, что, вне всяких сомнений, речь идет об общем для всех итальянцев деле. Когда эти государства встали плечом к плечу с пьемонтцами, правители — товарищи Карла Альберта — почувствовали себя не союзниками, но соотечественниками.
Один Даниэле Манин не претендовал на то, что борется за Италию. Его целью было освобождение Венеции. Несколькими месяцами ранее он радовался новостям, которые услышал вечером в день своего освобождения из тюрьмы, — о том, что император согласился на закон о конституционном правительстве для Венеции-Ломбардии. Но такая уступка была уже незначительной и запоздалой. Он решил добиваться не более и не менее как изгнания австрийских войск с территории Венеции. Утром 22 марта — эта дата увековечена теперь в названии главной торговой улицы Венеции — он и его люди, не встретив сопротивления, заняли арсенал и забрали все оружие и снаряжение, которое хранилось там. Затем он с триумфом прошел по Пьяцца, где официально провозгласил Венецию республикой, закончив свою речь звонким лозунгом «Viva San Marco!» («Да здравствует республика Святого Марка!»). Впервые эти слова открыто прозвучали за последние полвека. Тем временем Пальфи подписал по всей форме акт о капитуляции, передав исполнительную власть в руки «временного правительства, которое предстоит сформировать», и гарантировав, что все австрийские войска без оружия будут выведены в Триест.
Венеция вновь стала республикой, однако с первых дней было ясно, что она находится в смертельной опасности. Австрийцы отступили, но они ни в коем случае не были разгромлены. К тому же революция охватила лишь крупные города. Радецкий по-прежнему контролировал большую часть континентальной территории Венеции, и после падения Виченцы 10 июня австрийские войска вновь заняли terra firma. Венеции не приходилось надеяться на то, что она сумеет выстоять одна. И вот 4 июля только что избранная венецианская ассамблея неохотно проголосовала за слияние с Пьемонтом, где Кавур настойчивее, чем когда бы то ни было, призывал к объединению Италии. Это был трагический день для Даниэле Манина, который немедленно отказался от поста во временном правительстве и стал частным лицом. (Через несколько дней его увидели несущим караул на Пьяцетте в форме рядового гражданской гвардии.) Тем временем 3000 пьемонтских солдат разместились в городе. Для большинства венецианцев это было так же плохо, как если бы возвратились австрийцы.
«Каждый день папа показывает себя все менее практичным. Рожденный и воспитанный в либеральной семье, он сформировался в дурной школе; хороший священнослужитель, он не обладает умом, пригодным для занятия государственными делами. Со своим горячим сердцем и слабым интеллектом папа позволил, чтобы им руководили и заманивали в сети, в которых он оказался с того времени, как надел тиару, и из которых не знает, как выпутаться. И если дела будут идти таким образом и далее, его изгонят из Рима».