Срединное море. История Средиземноморья

Бонифация эта идея не слишком вдохновила: он предпочитал придерживаться собственного плана кампании, — однако Жоффруа нашел в лагере нового союзника в лице своего старого товарища Гильома Шамплитта. Гильом согласился присоединиться к нему, потребовав только, чтобы, какие бы завоевания они вдвоем ни предприняли, Жоффруа признавал его своим сеньором. Иного от него не следовало и ожидать — ведь он был внуком графа Шампанского, и Жоффруа не возражал. Бонифаций дал добро на проведение экспедиции, и два друга вместе с сотней рыцарей и примерно пятью сотнями солдат отправились навстречу неизвестности.

С самого начала им сопутствовал успех. Город и замок Патрас пали первыми. Затем они направились на юг, практически не встречая сопротивления, до тех пор пока не достигли окрестностей Каламаты в Мессинской области. К этому времени греки собрали собственную армию, насчитывавшую четыре-пять тысяч человек и включавшую значительные силы под командованием Михаила Дуки, деспота Эпира. В 1205 г. среди оливковых рощ Кундуры в северо-восточном углу области два войска встретились лицом к лицу. Прекрасно зная о своем подавляющем численном превосходстве, греки были полностью уверены в победе, однако их отличала абсолютная неопытность и франки врубились в них точно в масло. С этого дня Пелопоннес стал полностью франкской территорией. Греческий фольклор изобилует историями о локальных проявлениях героизма: например, о великом воителе Доксапатре — его булаву не мог поднять ни один человек, а панцирь весил более 150 фунтов, — и его дочери, бросившейся с башни замка, чтобы не стать жертвой похоти завоевателей. Действительно, сохранялось несколько очагов сопротивления, в том числе Акрокоринф, Навплия (с которой Бонифацию пришлось снять осаду), гигантская скала Монемвасия и темная крепость Тайгет в Мани. Но уже 19 ноября 1205 г. в письме папы Иннокентия III Гильом Шамплитт именуется «князем всей Ахайи» [142]

— и, в сущности, так и было.

Таким образом, случилось следующее. За три года, прошедших с момента завоевания латинянами Константинополя, франки-крестоносцы успешно и практически без усилий очистили девять десятых территории континентальной Греции и Пелопоннеса. Своим успехом они были обязаны не столько собственной храбрости, сколько малодушию местного населения, которое по большей части сопротивлялось только для виду. С другой стороны, в Македонии сложилась иная ситуация. Император Балдуин, как мы видели, попал в плен к болгарскому царю и исчез в тюрьме, откуда ему так и не суждено было выйти. Узнав эту новость, Бонифаций снял осаду с Навплии, чтобы защитить свои северные владения, и через несколько недель погиб в вооруженной стычке. Мертвецу отрубили голову и отправили в подарок царю. Как раз в тот момент, когда так велика была нужда в уверенном и твердом руководстве, трон Бонифация перешел к его сыну-младенцу. Ситуацию, однако, спасло то, что вскоре после этого Калоян, в свою очередь, был убит (по наущению жены), и могущество Болгарии заметно ослабло.

Но довольно об успехах и неудачах франков. Возникает другой вопрос: а что же венецианцы? Благодаря навыкам старого Дандоло в ведении переговоров они завладели львиной долей полученного. Вскоре, однако, они поняли, что добыча слишком велика, чтобы легко переварить ее. К тому же они занимали свои новые территории куда медленнее, нежели их союзники франки; промедление в этом деле уже привело к тому, что они потеряли Пелопоннес. Кроме того, налицо было различие между позициями франков и венецианцев. Первые, воспитывавшиеся в рамках феодальной системы, рассматривали свои новые владения как феоды, а их держателей — как вассалов. Однако феодальная система базировалась на владении землей, а Венеция, будучи морской республикой, никогда не обладала подобным преимуществом. Венецианцы были купцами и торговцами, и для них иностранные колонии оказывались полезны лишь постольку, поскольку их наличие способствовало развитию коммерческих интересов республики. Именно по этой причине Дандоло в своих претензиях ограничился, помимо Пелопоннеса, только прибрежными областями и островами. Но даже тут он позарился — если так можно сказать о слепом — на слишком многое. Он и пальцем не пошевелил, когда Жак д’Авен двинулся в Эвбею или когда Шамплитт и Виллардуэн создали Ахейское княжество. По-настоящему его интересовали только два порта — Модон и Корон — на южной оконечности Пелопоннеса. В 1206 г. он отправил своего сына вместе с небольшим флотом, чтобы тот отвоевал их для республики. Задача была быстро выполнена, и порты оставались в руках венецианцев в течение нескольких следующих столетий.