Средневековая Европа. От падения Рима до Реформации

Интересно тем не менее, что во время всех этих потрясений Англия сохраняла внутреннюю организацию, а король – верховную власть. Вильгельму I досталось крепкое, по западным меркам, политическое устройство, опиравшееся на крупное королевское землевладение и земельный налог (изначально введенный Этельредом, чтобы откупаться от датчан, и оставшийся при Кнуте), который Вильгельм учредил заново. Смена генеалогии, языка и ценностей правящего класса на французские не повлияла на эффективность государственного управления. Вильгельм пускался на довольно своеобразные и демонстративные политические акции, не последней из которых стала (также не имевшая аналогов в латинской Европе) проведенная в 1085–1086 годах всеобщая перепись сельскохозяйственных и земельных ресурсов страны – так называемая «Книга Страшного суда», восхищавшая и ужасавшая современников и до сих пор будоражащая умы историков. Богатство и беспощадность двух поколений нормандских правителей, раздробленность жалуемых новой знати земель (не позволявшая большинству феодалов создать себе единый оплот), а также сохранение раннесредневековой системы судебных собраний по округам предотвратили возможный раскол и во время междоусобной войны между двумя внуками Вильгельма I в 1140-х годах. Победа в конце концов осталась за наследником одного из них, Генрихом II, графом Анжуйским (1154–1189), который довольно уверенно правил Англией и, как мы знаем, значительной частью французских герцогств и графств в течение 35 лет (этого достижения не умаляет то, что через каких-нибудь 15 лет его сын половины этих владений лишился)[182]

.

По большей части мы пока рассматривали истории политических неудач. Под влиянием французской историографии во второй половине XX века именно французский опыт в большинстве своем воспринимался как норма. И хотя, как видно даже из этого краткого экскурса, действительность выглядела иначе, споры о значении французского опыта не утихают с 1990-х годов. Многие расценивают его как «феодальную революцию», сопровождавшуюся резким ростом насилия и приватизацией политической власти, а кто-то даже видит именно здесь истинный конец Античности, однако этим историкам противостоит другая сторона, считающая перемены, происходившие около 1000 года (или в несколько более поздние годы XI века), поверхностными, поскольку структура политической власти оставалась прежней, хотя масштаб стал меньшим. Прежними остались и аристократические ценности – преданность сеньору и понятие чести, почти не менявшиеся на протяжении раннего и классического Средневековья[183]

.