Средний возраст

Девушка после этого еще больше замкнулась в себе. Женихам, по словам сватавших Хоу Ин знакомых, не нравились ее старомодность и медлительность, нудные разговоры и манеры. Мать из-за этого часто ворчала на нее: «Поживей двигайся! Что ты нос повесила, ходишь с вытянутой физиономией? Будь я твоей свекровью, а не родной матерью, не обрадовалась бы я такой невестке!» И только Бай Шуфэнь, жена Хоу Жуя, заступалась за нее: «Не ругайте Ин! Цай Боду говорил, что по статистике в Пекине девушек от двадцати трех до двадцати восьми лет на несколько десятков тысяч больше, чем юношей, поэтому не только перед нашей Ин стоит эта проблема».

Впрочем, надежда найти жениха для Хоу Ин еще оставалась. Но что это были за женихи? Однажды вечером Хоу Ин вместе с Бай Шуфэнь грустные вернулись после неудачного свидания в парке Таожаньтин. Хоу Ин прошла к себе, разделась, вычесала из завитых волос ивовые сережки и точно застыла на краю кровати. В это время к матери, перебиравшей в другой комнате чечевицу, заглянул сосед Цянь. Старик был слегка навеселе; поговорив о том о сем, он, прищурив покрасневшие глаза, вдруг спросил: «Как дела у Ин с замужеством? Мой Эрчжуан, конечно, понимает, что жабе не есть лебединого мяса, но вы знаете его с детства, он рос у вас на глазах, неужто вам больше по душе всякие бездельники, что умеют только поесть, отлынивают от работы, финтят и безобразничают…»

Мать возмутилась. Старик Цянь работал велорикшей, теперь ушел на пенсию; его сын Эрчжуан был разнорабочим в ремонтной конторе. Как они осмелились даже думать об этом? Слишком уж низко они ставят семью Хоу! Оторвавшись от корзины с чечевицей, она с укоризной произнесла: «Эх, старина Цянь, ты, видно, и сегодня хватил лишку!» Тот со смущенным видом ретировался, а сидевшая в темноте сгустившихся сумерек Хоу Ин почувствовала, как сильно забилось ее сердце…

И вот во сне она увидела Эрчжуана. Перед домом, у грядки, где густо разрослись подсолнухи, он, засучив рукава, строгал; мышцы на руках напряглись, из-под рубанка во все стороны разлетались пахнущие свежей смолой стружки. Вдруг он выпрямился, на лбу заблестели капли пота, и с несмелой улыбкой взглянул на нее… Они, живя в одном дворе, почти никогда не разговаривали между собой, но сейчас, во сне, ей показалось, что он порывался что-то сказать ей, и Хоу Ин тоже захотелось заговорить с ним, рассказать ему историю Ли Вэй… Эрчжуан, его лицо, как сменяющиеся кадры из фильма, проносились перед ее глазами: вот он улыбается; молча изучает ее; смущенно отводит глаза; стоит с красным, должно быть после выпитого вина, лицом, растерянно уставившись на нее… она не очень хорошо помнит, когда и где она видела его таким: возвращаясь ли с работы домой, встретила у ворот или, стирая во дворе белье, подняв голову, вдруг заметила его…

Над спящей Хоу Ин, не подозревавшей, что вокруг нее сгущаются тучи, стоял Хоу Юн и с нескрываемым растущим раздражением смотрел на сестру. Его коробили и поза спящей, и то, что она устроилась наверху, на кровати, а не внизу, под ней. Хоть бы задернула занавеску, прикрылась чем-нибудь, недовольно подумал он. Как некрасивы эти в беспорядке разметавшиеся на подушке волосы, полуприкрытые глаза, глупо приоткрытый рот с отвисшей губой, как мало женственности в этой скованной, лишенной нежных, гибких очертаний фигуре! Хоу Юна выводили из себя апатия и вялость сестры, которая не умела кокетничать и строить глазки и, с каждым днем увядая, не торопилась с замужеством. Особенно встревожился он после разговора с матерью, которая пожаловалась на появившиеся у дочери признаки неврастении: девушка в ответ на материнское ворчание то часами не произносила ни звука, то вдруг разражалась безудержными рыданиями и, прекратив их так же внезапно, как начала, застывала в глубоком оцепенении… Когда же она наконец выйдет замуж и уберется отсюда? Сколько еще можно ждать?

Хоу Юн все больше распалялся, тучи в его душе вдруг разразились грозой. Он подскочил к Хоу Ин, потащил с кровати.

— Все спишь? Дохлая свинья! — выругался он. Хоу Ин в испуге проснулась, открыла затуманенные глаза и прямо перед собой увидела рассвирепевшее лицо брата. Почувствовав, как он словно железными клещами сжал ей запястья, она в ужасе пронзительно закричала: «А-а-а!»

Перекосившееся от боли лицо Хоу Ин показалось ему еще более отвратительным, с силой оттолкнув ее, он с яростью напустился на сестру:

— Что ты орешь? Режут тебя, что ли?

Теперь Хоу Ин окончательно проснулась и, словно внезапно прозрев, осознала, какой ненавистной помехой была для брата. Жалость к себе, болью отозвавшись в душе, вылилась в безутешные рыдания.

8

На плач в комнату ринулся Хоу Жуй и встал между братом и сестрой.

— Что ты даешь волю рукам? — гневно вскричал он. — Ей надо поспать перед ночной сменой. Что тебе от нее надо?

Хоу Юн выпрямился и, не сдаваясь, сказал:

— Взрослая девица, чего разлеглась средь бела дня? Пусть катится спать вниз!