Но и предаваясь этим мечтам, Бай Шуфэнь добросовестнейшим образом готовилась к каждому занятию в своей захолустной школе. Кроме преподавания физики она выполняла обязанности классного руководителя, чья задача — выявлять сокровища, таящиеся в детских душах. Школьники очень редко слышали из ее уст казенные наставления. Их привлекали ее доброта, приветливость, готовность помогать во всем, начиная с мелочей. Однажды во время снегопада она заметила, что ученик Сунь Сочжу после уроков улегся возле теплой стены в учительской. Она спросила, почему он не идет домой; вместо ответа мальчик устремил на нее печальный взгляд. Тут она вспомнила разговоры о том, что его вдовый отец вторично женился, а сына выставил в неотапливаемый сарай. Ей стало жалко мальчугана, она сбегала к себе и принесла старое одеяло со своей кровати. Тот молча взял подарок руками, потрескавшимися от мороза. Бай Шуфэнь отвернулась. В ее душе почему-то вдруг возник образ будущей эстакады и долго-долго не исчезал…
Принято считать, что невестке легко быть в добрых отношениях с деверем, но очень трудно с золовкой. У Бай Шуфэнь все было наоборот. С Хоу Ин она жила душа в душу: часто можно было видеть, как они сидели обнявшись и поверяли друг другу свои сокровенные мысли. А вот отношения с Хоу Юном у нес сложились довольно напряженные. Ее коробила прямо-таки гранитная жесткость Хоу Юна, его холодность, а его в Бай Шуфэнь раздражало то, что он считал чистоплюйством. Но поскольку Хоу Юн работал в другом городе и бывал в столице наездами, она старалась в эти дни не возвращаться домой. Поэтому они встречались редко и до сих пор не ссорились.
Но в этот вечер ссора между деверем и невесткой все-таки произошла.
— Юн, ты когда вернешься?
Вопрос невестки настиг Хоу Юна в тот момент, когда он уже собирался переступить порог. Он был задан не без причины, ведь речь шла о том, кому где ложиться спать. В тот вечер населенность квартиры Хоу еще не достигала максимума: поскольку Хоу Ин ушла в ночную смену, в доме оставалось трое лиц мужского пола и трое — женского. Но трудность состояла в том, что нельзя было поместить вместе ни свекра со снохой, ни деверя с невесткой, причем сноха и невестка объединялись в одном лице — Бай Шуфэнь.
Еще днем, когда она приехала домой с дочкой и узнала о предстоящем приезде Хоу Юна, она стала прикидывать, кому где укладываться. Самым логичным было бы объединить подобное с подобным. Поскольку в дальней комнате больше спальных мест, ее следовало, естественно, отдать взрослым мужчинам, женщинам же — свекрови и ей с дочкой — улечься в передней. В таких случаях мужчины ложились первыми, запирали дверь на крючок, после чего раздевались и укладывались женщины. Но теперь, оказывается, Хоу Юн уходит и, как обычно, раньше чем через два-три часа не вернется. Сейчас уже девятый — значит, женщинам придется ждать его до одиннадцати.
Второй вариант: мужчины устраиваются в первой комнате. Но тогда им придется улечься поперек на единственной кровати, положив ноги на приставленные стулья, а это не очень-то удобно. Так что, задавая свой вопрос, Шуфэнь ожидала услышать от деверя либо обещание вернуться пораньше, либо согласие на то, что женщины лягут в дальней комнате.
Кто мог знать, что слова невестки, словно искра в стоге сена, вызовут в душе Хоу Юна, и без того раздраженного, настоящий пожар!
До него не дошел подтекст вопроса Бай Шуфэнь. Он не понял, что его просто-напросто спрашивают, где кому ложиться спать, и воспринял эти слова как вызов его правам и чувству собственного достоинства. Он привык, что отец и мать гладили его по шерстке. Хоу Жуй иногда позволял себе сердиться, но в его гневе таилось признание бессилия — он ничего не мог поделать с младшим братцем. Сестра не смела даже сердиться на него. И только невестка — хотя она не спорила, не ссорилась с ним, более того, всегда говорила вежливо — своими взглядами и улыбкой, таившейся в уголках губ, показывала (как был уверен Хоу Юн) свое презрение к нему. Она, обучавшаяся в вузе, хорошо знала, насколько он невежествен, понимала всю двусмысленность его положения «генеральского зятя» и ничуть не боялась его грубых выходок.
Обернувшись к Бай Шуфэнь, Хоу Юн зло спросил ее:
— Какое тебе дело, когда я вернусь?
Та ответила с прежним добрым выражением лица, не повышая тона, но с твердостью в голосе:
— Если ты пойдешь к сватам, то никакого. Но если ты собираешься вернуться, нам нужно решить, кто где будет спать.
Разъяснение невестки еще больше распалило Хоу Юна. Его самолюбие не могло снести этих слов — ведь они означали, что у него нет законного места в большом доме его тестя и что даже здесь, в этих каморках, он не может лечь, где ему захочется. Он должен, видите ли, с кем-то советоваться!
Весь дрожа от гнева, он заорал:
— Меня не касается, где ты спишь, а тебя не касается, когда я возвращаюсь и где сплю!