СС. Орден «Мертвая голова»

Однако если Гиммлеру с Гейдрихом приходилось выполнять приказ Гитлера по ликвидации польской элиты, так чтобы не обеспокоить вермахт, то РСХА вообще должна была чрезвычайно осторожничать и не выдать военным своего участия. Конечно, эйнзацкоманды получали инструкции от берлинской РСХА, но официально подчинялись все-таки вермахту. К тому же главнокомандующий убедил Гитлера согласиться на то, чтобы и по завершении операции военные сохранили властные полномочия в Польше. Если бы немецкие генералы обладали достаточной политической прозорливостью, их полномочий вполне хватило бы, чтобы значительно ограничить размах террора Гиммлера и Гейдриха.

Эти двое должны были маневрировать. Военному командованию они давали минимум информации о деятельности эйнзацгруппе. В приказе по 8-й армии от 9 сентября 1939 года говорилось, например, что задача особых частей состоит в «подавлении всех антигерманских элементов в тылу сражающихся войск, борьба со шпионажем, арест политически неблагонадежных лиц, конфискация оружия». Между тем камуфлировать истинное назначение особых частей было нелегко. Они уничтожали польскую аристократию, духовенство, интеллигенцию. Едва ли можно было долго скрывать подобные вещи от военных. По сути, Гиммлер с Гейдрихом оказались перед дилеммой: выдать секреты Гитлера или допустить, чтобы военные считали их чем-то вроде самоуправной разбойничьей шайки.

Бежало время, а они все рыдали по поводу незавидного положения, в которое поставил их фюрер. Гиммлер однажды изловчился даже возложить вину на Гитлера. «Я же не делаю ничего такого, о чем не знал бы фюрер!» – патетически воскликнул он в разговоре с генералами. Чуть позже Гейдрих в деловой записке признал, что у СС существовали серьезные разногласия с армией в оккупированной Польше: «Приказы по полицейским частям были исключительно масштабными, например, предписывалась ликвидация тысяч поляков из правящих слоев. О таком приказе нельзя было сообщить генералу, тем более членам штаба, и поэтому акции СС и полиции казались жестоким самовластным произволом».

Военные вскоре поняли, зачем действительно были посланы особые части в Польшу. 8 сентября адмирал Канарис из абвера докладывал в штаб 1-й армии, что эсэсовские командиры хвастаются своей работой: они расстреливают по 200 человек в день, обычно без суда, преимущественно евреев, аристократов и священнослужителей. Через три дня тот же Канарис был с рапортом у Кейтеля в ОКБ и предупредил: «Когда-нибудь мир возложит ответственность за эти методы на вермахт, поскольку все это творится прямо у него под носом». На Кейтеля это не произвело впечатления. Воспользовавшись примитивной логикой фюрера, он парировал: если вермахт не хочет делать «все это», то нечего и жаловаться, что работу по ликвидации берут на себя СС.

Вермахт смирился с постыдной ролью наблюдателя. Канарис мог сколько угодно собирать материалы о том, что творили эйнзацкоманды, но их это нисколько не тревожило. Прямо на глазах у военных Польшу накрыла волна террора, напомнившего о тех днях, что последовали сразу за приходом к власти нацистов в Германии. Гитлер сказал: «Всех, кого только можно, так или иначе, отнести к высшему классу в Польше, следует ликвидировать», – и эсэсовцы вышли на охоту за людьми, выполняя его приказ.

Обзаведясь заранее составленными списками, головорезы Гейдриха хватали чиновников, ксендзов, землевладельцев, предпринимателей, учителей, врачей. Их всех собирали в специальные лагеря, которые часто оказывались и местами казни. Торуньский завод, Мульталь в окрестностях Быдгоща, лагерь Зольдау, Штутхоф и форт № 7 в Познани – все эти места стали синонимами террора и гибели многих тысяч поляков. Штурмбаннфюрер Редер, командир эйнзацкоманды в Быдгоще, заявил: «Планируется ликвидация всех радикальных элементов». Радикалами именовали всех польских националистов. Даже просто членства в Союзе западных земель – организации польских шовинистов, которые требовали аннексии германских территорий и тем самым объективно оказали большую услугу Гитлеру, – было достаточно для вынесения смертного приговора.

Польская элита постепенно исчезала. В округе Хельм-Пелышин, например, были арестованы две трети из 690 служителей церкви, 214 из них казнены. 27 сентября 1939 года Гейдрих заявил: «Из представителей польских высших классов на оккупированной территории еще существуют максимум 3 процента».

Особые части работали согласно сухим, рациональным планам. Но рядом с ними теперь появилась и другая эсэсовская организация, управляемая не секретными приказами фюрера, а единственно ненавистью и жаждой мести. Она включала представителей немецкого меньшинства, преимущественно из Данцига и Западной Пруссии, которые не могли забыть, что еще недавно были мишенью для польских шовинистов.